- Полиции.

Я нахмурилась.

- Стоп. Ваня, а ты сейчас где?

- Где-где, в тюрьме.

Его голос звучал по-мальчишески звонко, как у героя из Ералаша. И в любой другой ситуации я бы заслушалась тем, что говорил этот хороший, смешливый мальчик. А сейчас… Бессмысленно смотрела на того, кто изо всех сил игнорировал меня. Пил кофе из чашки наперстка, изучал пейзаж за окном. Был рядом, но очень далеко.

Иван же наоборот. Очень далеко, но так близко, что его голос колокольчиком разносился по черепной коробке. Кто-то на том конце провода весело рассмеялась, а я поняла, что совсем упустила нить разговора.

Прислушалась. В трубке шипели разные голоса, но слов было не разобрать. Время от времени Иван что-то пытался объяснить на английском. Слишком бегло, чтобы я могла понять, о чем он говорит и почему злится. Место, где сейчас находился Ваня, шумело как улей, наполненный тысячью разных звуков, но ни один из которых мне не знаком.

- Ваня, - осторожно произнесла я, не сводя взгляда с Федора, - повтори, где ты сейчас?

- В тюрьме, кнопка. Ох, я очень, очень перед тобой виноват! Полетел во Вьетнам снимать мальчишник Борьки, я тебе о нем рассказывал, помнишь?

Что-то такое вырисовывалось в голове: одноклассник, с которым Иван дружил чуть ли не с пеленок, решил наконец жениться. И мальчишник его был чуть ли не роскошней чем сама свадьба. Только я даже предположить не могла, что ради мальчишника кто-то может поехать в другую страну. Как-то странно это, слишком по-киношному.

- Ну, - буркнула я, понимая, что Иван снова пропал и перешел на английский, что-то доказывая невидимому собеседнику.

Зато Федор был тут как тут. Полоснув по мне глазами, скривился.

- Милые бранятся только тешатся. Будь с ним поласковее, Люба, не то сбежит.

И голос такой, что судья смертельный приговор и то веселее читает. Ровный, безжизненный. Будто ничего не произошло. Зато руки прекрасно выдавали Федора. Он размашисто стукнул чашкой по столу, заложил большие пальцы в карманы и встал из-за стола. Отвернулся. Прошел к окну, чтобы открыть его нараспашку и вывалиться вниз. Рассматриваться криво припаркованную машину, видимо, интереснее, чем слушать наш разговор.

- Кнопка, ты здесь? – пытался докричаться до меня Иван.

- Ты когда приедешь? – Я оперлась плечом о стену. Пол меня больше не держал, воронкой засасывая куда-то внутрь.

- Тебе там плохо? – всерьез забеспокоился он. – Слушай, через три дня. Не грусти, малыш, я все компенсирую! И деньгами и… все у нас будет хорошо!

- Угу, - отозвалась я, понимая, что не могу вечно молчать. Но смотрела на окаменевшую, неестественно прямую спину Федора. Тот даже не повернулся в мою сторону.

- Люб, там драка была, я полез разнимать и вот, не надо было в общем. Мы все в местном изоляторе, и каждый из нас встрял. Меня ты ждешь, Борю Ксюшка, а у них свадьба горит. Короче реально цирк, а мы тут вместо клоунов. Я очень, очень виноват перед тобой.

- Я могу как-то помочь?

- Да. Очень поможет, если ты меня простишь и дашь мне шанс! Прости меня, пожалуйста! Я скоро вернусь, меня отец вытащит, он у меня юрист. У меня вся семья юристы, не то что я дурак. Так что просто продержись без меня три дня, сможешь?

В трубке послышался треск и отборная брань, сначала на русском, потом на английском. Я ждала еще несколько секунд, пока не поняла, что собеседник отключился. Или отключили его.

Телефон в руке лежал мокрый от пота. Холодный и скользкий, как рыбина. Вытерев о бедро руку, я огляделась по сторонам, слишком поздно вспомнив, что на мне нет одежды. И сейчас это казалось максимально неуместным.