Оля перестала читать, задумалась. Словно бы откуда-то из глубин памяти к ней теперь возвращались разрозненные воспоминания и выстраивались в единое целое. Срабатывал эффект фотопленки – в прошлом что-то зафиксировалось в Олиной памяти, но до поры до времени хранилось в ее сознании нетронутым, а тут вдруг начало проступать, проявляться. Она стала вспоминать подробности разговоров с Верой Павловной о ее друге, который увлекался техникой, каллиграфией, лыжным спортом. Вспомнилось Оле и то, как теплел голос Веры Павловны, когда она говорила о нем. В ее голосе тогда появлялись интонации любящей женщины, которые другая женщина всегда угадает и почувствует.

Оля вновь взяла письмо и продолжила чтение.

«Дорогая Женя, признаюсь, хотя мне это и нелегко – я была влюблена в Леонида. Но что в этом удивительного – не влюбиться в него было невозможно! Его интеллект, обаяние, многочисленные таланты привлекали к нему людей, в нашем отряде он был душой компании. Однако, узнав, что у него есть любимая девушка, я запретила себе даже думать «в эту сторону» и рассматривала наши отношения с Леонидом исключительно как дружеские. Знаете, Женя, по той теплоте и нежности, с которой он говорил о Вас, я понимала, как сильно он Вас любит, как много Вы для него значите. К сожалению, я никогда не расспрашивала его о подробностях и даже ваше имя узнала уже спустя много лет (сдается мне, что Леня ревностно оберегал ваши отношения и не хотел ни с кем делиться самым личным, потаенным). Впоследствии мне пришлось сожалеть о том, что я практически ничего о Вас не знаю, но об этом позже».

Страницы складывались в воспоминания о прожитой яркой, наполненной событиями, встречами с интересными людьми жизни. Вера Павловна с гордостью рассказывала о своих товарищах, повторяла, что вся отечественная геология и геофизика во многом держалась на героизме наших изыскателей, на их мужестве и силе духа.

«Смелые, отважные люди открывали русский Север, осваивали недра земли, строили магистрали, летали в космос, совершали научные открытия. Составляли величие нашей страны».

Вера Павловна вспоминала, как в декабре шестьдесят девятого, за несколько дней до Нового года, в экспедицию приехал столичный корреспондент – писать статью о буднях и праздниках советских геологов. «Накануне Нового года Леонид принес елку. Ребята обрадовались, сказали, что надо бы ее нарядить. «Люди все немного дети, даже если они суровые мужики-геологи!» – рассмеялся тогда Леонид.

В новогодний вечер я смастерила игрушки из фольги и ваты, ребята нарядили елку, мы организовали стол. Писали открытки и письма близким, слушали Москву по радиоприемнику.

– А до Москвы теперь сто непролазных гор и снегов! – вздохнул корреспондент.

Мы фотографировались, обнимались и поздравляли друг друга с Новым годом. Несмотря на трескучий мороз за окнами, на душе у нас было светло и тепло оттого, что рядом с тобой люди, ставшие близкими, от осознания, что мы делаем нужное для нашей страны дело, приносим пользу и что впереди у нас долгая, наполненная интересными событиями жизнь. Потом танцевали и пели. Помню, что московский корреспондент спел нам тогда песню прекрасного барда, чьи песни потом долгие годы сопровождали нас в наших странствиях по стране.

Как сейчас помню – метель за окнами, лица ребят, елка с неказистыми игрушками, и приятный мужской голос поет под гитару.

Все это было в другой жизни, дорогая Женя. Ни страны, ни тех людей больше нет. И все-таки в минуты отчаяния, когда кажется порой, что и не было ничего, а так – привиделось или приснилось то наше двойственное, трудное, а все-таки прекрасное прошлое, я повторяю себе: нет, не привиделось, а было на самом деле. И великая страна, и героические люди, и моя юность.