Профессор замолчал, кивнул и вернулся к тарелке. Несколько секунд он просто смотрел на неё, как будто ждал, что еда сама объяснит, что здесь происходит.А потом вдруг сказал:– Привет.Генри повернулся с полуулыбкой:– Ты с кем это?– С картошкой, – невозмутимо ответил Лукас. – Она поздоровалась. Я что, невежа?– Господи… – пробормотала Мария еле слышно. – Он серьёзно?

Профессор поднял вилку, как бы предлагая тост:– Вы только посмотрите на неё. Она улыбается. И пахнет… как будто с тайным умыслом.

Он ткнул картошку вилкой.– Смотрите! Она еще с характером – вилку кусает!

Повисла короткая пауза.А потом кто-то не выдержал и хрюкнул от смеха. Секунду спустя весь стол захлебнулся едва сдерживаемым весельем: кто-то закашлялся, кто-то закрыл лицо руками, кто-то беззвучно трясся от смеха.

– Простите, – добавил Лукас, смущённо глядя на свою тарелку.Он быстро, почти машинально, подтолкнул очки вверх пальцем, как самый настоящий ботаник.– Простите, у меня богатый внутренний мир. Иногда он… просачивается наружу.

Генри, воспользовавшись моментом, чтобы сменить тему, осмотрелся по комнате:

– А вообще… у вас тут уютно. Тепло. Всё деревянное, живое. Даже миски какие-то… родные.

Он повернулся к хозяину:

– Это у вас такая стилистика? Или что-то семейное? Я бы хотел узнать…

Хозяин задержал взгляд на Генри чуть дольше обычного, потом тихо ответил:

– Мы придерживаемся старого. Здесь всё – из прошлого. Потому что прошлое лучше помнит.

Он сложил салфетку, встал и, проходя мимо, бросил через плечо:

– Вы ведь хотели знать про дом? Зайдите ко мне после ужина. Истории лучше усваиваются, когда не голоден.

И ушёл. Без шума. Будто растворился в древесных узорах стен.

Тишина, что осталась после него, не была неловкой. Она была глубокой, как туман за окнами.

– Ну что ж, – сказала Золя, поднимаясь. – Всем пора отдыхать. День был долгий. А завтра будет… ещё длиннее.

Один за другим гости начали подниматься, растворяясь в мягком полумраке коридоров. Лили задержалась у окна, глядя в сад, где что-то будто двигалось в тенях. Генри, уже выходя, вдруг обернулся, будто чего-то не хватало. А профессор Лукас покрутил в руке бокал, наклонился к картошке и едва слышно сказал:

– Ты ведь тоже это почувствовала, да?

Картошка промолчала.

Они разошлись по комнатам.

Отель остался тихим. Но не спящим.

***

Тьма за окном была такой густой, что казалась жидкой – она не отражалась в стекле, а будто давила на него.

Профессор Лукас стоял у раковины, в пледе, с зубной щёткой во рту. Щурился в зеркало:

– Господи…выгляжу, как мысль без кофеина. Скучно, тускло и слегка пугающе. Похоже, просветление сегодня отменяется.

Он сплюнул, наклонился к крану, прополоскал рот… и замер.

В зеркале – женщина.Высокая. Бледная. В старинном платье, с собранными волосами. Стояла прямо за его спиной. Не двигалась.

Лукас не оборачивался.

– Да, ладно… ну конечно, – проворчал он. – Это же клише всех дешёвых ужастиков. Сейчас повернусь – и никого. Скука смертная. Сначала картошка, теперь ты… Боже, почему это всегда происходит именно со мной? Я же уже не такой симпатяга, как раньше…

Он поворачивается.Она стоит.

– ААААААА!! – заорал Лукас, отпрыгнул, врезался в полку, запутался в пледе и шлёпнулся на плитку.

– Она НАСТОЯЩАЯ! ЧЁРТ! ОНА НЕ ИСЧЕЗЛА!!

Женщина медленно подошла к зеркалу, провела по нему рукой – стекло покрылась инеем.На тонком морозном налёте проступили слова:

ОН ВИНОВЕН.

– Кто?! Я?! Ну с чего сразу я?! – всхлипывал профессор, подтягиваясь к стене. – Я вообще вегетарианец… почти… к чему я это вообще сказал?