Сабуров понимал, о какой дипломатии идет речь.

– Той, что делается не за столом переговоров, хмыкнул он. – Из мистера Брауна и сейчас слова лишнего не вытащишь.

Двадцать два года тому назад любимая дочь маркиза, Аделаида, попыталась сбежать из дома.

– Вернее, из их поместья, – поправил себя Браун, – то есть одного из поместий рядом с городком Баллингарри. Там издавна находятся самые крупные угольные шахты в Ирландии, в которых у маркиза имелся интерес.

Девушку быстро нашли и вернули под крыло семьи.

– Но уже не одну, – Браун помолчал, – и никакие расспросы ни к чему не привели.

Отец отправил семнадцатилетнюю Аделаиду в лечебницу для умалишенных в Англии, где девушка умерла в родах. Маркиз Лондондерри и его жена вырастили внучку, не пожалев денег на ее образование.

– Сейчас за нее отвечает ее дядя, нынешний маркиз, – добавил Браун, – однако Кларисса, как и ее мать, отличается редкой, – он покрутил головой, – в общем, независимостью. Ирландцы все такие, хотя ее семья происходит из ольстерских шотландцев.

– Впрочем, особой разницы между кельтами нет, – добавил Браун. – Живя в Ирландии триста лет, не избежать смешения с местным населением.

Сабуров кашлянул.

– Вы думаете, что мать мисс Янг пыталась сбежать к любовнику?

Браун невесело ответил.

– Она могла бежать не к кому-то, а от кого-то. Вы не хуже меня знаете, что насилие зачастую творится именно в семье, а не за ее пределами. Взять хотя бы ваш валлийский случай, который еще раз доказывает, что кельтская кровь необузданнее нашей.

Не считая расследование бристольского дела своей заслугой, Сабуров предпочел не комментировать слова Брауна. Все началось с пропажи уважаемого местного негоцианта, а закончилось выловленной из гавани отрубленной головой мистера Эллиса и арестом его любовницы, называвшей себя Озерной феей. Бывшую фею тоже надежно заперли в психиатрической лечебнице, однако Сабуров считал девушку только орудием убийства. Он, впрочем, понимал, что признание умалишенной не примет во внимание ни один суд.

– И никто не арестует сына мистера Эллиса, – хмыкнул он, – а ведь именно он стоял за всем делом.

Бронзовый колокольчик приятно зазвенел и за калиткой послышались легкие шаги. Леди Хелен носила дневное платье сиреневого шелка.

– Заходите, мистер Гренвилл, – улыбнулась девушка. – Мы с папой вас ждем.

Распахнув перед Сабуровым дверь, сэр Майкл Огилви заметил:

– Как я уже говорил, британское правительство не особо ценит науку. Благодаря мистеру Сингу, я получил мастерскую на верфях, а что касается моего домашнего кабинета, – физик повел рукой, – то, как выражались римляне, feci quod potui.2

– Faciant meliora potentes,3– пробормотал Сабуров, оглядывая строение, когда-то служившее каретным сараем.

– У нас нет экипажа, – словно услышав его, сказал ученый, – c подземной железной дорогой, омнибусами и кебами я считаю расходы на лошадей и кучера совершенно необоснованными. Мой покойный тесть держал выезд, однако те времена давно миновали.

За чаем, поданным в неожиданно изящной гостиной, Сабуров услышал историю возвышения скромного торговца красками, мистера Джозайи Ньютона, дедушки леди Хелен, превратившегося из ист-эндского мальчишки в миллионера и почти что баронета.

– Он, впрочем, не стал покупать титул, – усмехнулся сэр Майкл. – Мистер Джозайя утверждал, что в палате лордов и так протирается немало штанов и лучше оставаться честным олдерменом и членом корпорации лондонского Сити. Человек он был прямой и едва я начал ухаживать за матерью Хелен, – ученый кивнул на дочь, – как мистер Ньютон поинтересовался моими планами.