В кармане пальто Сабурова покоилась плетеная корзиночка с сочными тунисскими финиками, купленными у старинного знакомца, зеленщика на Гилберт-плейс. Торговец при встрече обычно сетовал о потере хорошего клиента, однако сегодня, завидев Сабурова, он расплылся в улыбке.

– Пригородная жизнь пошла вам на пользу, мистер Гренвилл. Вы там поздоровели.

По тону торговца было ясно, что он считает Сент-Джонс-Вуд глубокой провинцией. Сабуров и сам замечал румянец на своих когда-то впалых щеках.

– Это все прогулки с Тоби и бокс, – усмехнулся он. – Впрочем, в весе я прибавил совсем немного.

Конструкция с гирями, установленная в турецких банях, сообщила, что Сабуров теперь весит немногим больше одиннадцати стоунов.

– То есть четыре с половиной пуда, – по привычке пересчитал он. – Действительно, немного.

При его росте в два аршина и десять вершков, Сабуров мог бы позволить себе и не только финики, однако он не хотел переедать. Фрукты ждали заслуженной им чашки кофе в одной из кофеен Блумсбери, где в облаках табачного дыма восседали литераторы и журналисты.

В читальной комнате курить, разумеется, было строго запрещено. Сабуров уже узнал из справочника Берка, что лорд Джеймс Фрэнсис Кэмерон Маккарти унаследовал титул и поместье, как единственный сын своего отца. Шотландец оказался ровесником Сабурова.

– То есть ирландец, – пробормотал сыщик, – и потомок тамошних королей. Герб – красный олень с золотыми рогами, идущий справа налево. Супруга – урожденная леди Фиона Мэри Элизабет, дочь покойного герцога Мюррея.

Судя по справочнику, пара поженилась только в прошлом году. Леди Фиона оказалась совсем юной.

– Даже младше леди Хелен, – посчитал Сабуров, – той двадцать три.

Ему почти захотелось заказать новые визитки с каким-нибудь гербом.

– Например, Сабуровых, – хмыкнул сыщик. – В правой лазоревой части золотое копье, а в левой серебряной части черная орлиная лапа, держащая меч.

Он встряхнул головой.

– Все это ерунда. Лучше займись мистером Зонненшайном.

Отложив справочник Берка, Сабуров погрузился в заказанные им немецкие газеты.

Прошлый визит Сабурова в особняк сэра Майкла Огилви закончился у кованых ворот, за которыми возвышалась элегантная вилла светлого камня, выстроенная, по словам леди Хелен, самим Джоном Нэшем.

– Он в то время работал по соседству, на Ганновер-террас, – сказала девушка, – и мой дедушка заказал ему виллу. Моя покойная мать происходила из обеспеченной семьи, однако мы не аристократы, – леди Хелен улыбнулась. – Мой дедушка торговал красками и штукатуркой, а папа получил титул за научные заслуги.

Судя по размеру виллы в тихом переулке рядом с Риджентс-парком, торговля краской и штукатурками во времена великого архитектора шла бойко. Сэр Майкл Огилви оказался почти что соседом Сабурова, однако эта сторона парка считалась более фешенебельной. Британский музей лежал в каком-то получасе ходьбы на юг и сюда не доносились гудки локомотивов с ближнего Юстонского вокзала.

Провожая леди Хелен домой с театрального обеда, он простился с девушкой у освещенной газовым фонарем калитки, за которой простирался ухоженный сад, где, как гордо сказала леди Хелен, она применяла новейшие удобрения.

Сабуров опять вспомнил о гиацинтах и фиалках на парижском балконе фрейлейн Амалии.

– Хватит уже, – обругал он себя. – Лучше займись делом.

Ему, впрочем, казалось неудобным расспрашивать леди Хелен о ее лучшей подруге, мисс Клариссе Янг, история появления которой на свет, по выражению мистера Брауна, была стара как мир, и так же печальна.

– Я, правда, не знаю, что там точно произошло, – предупредил его чиновник. – Чарльз, то есть покойный маркиз Лондондерри, не любил вспоминать о той истории. Я же, по понятным причинам, предпочитал держать рот на замке, пусть маркиз и дружил с моим отцом и стал моим, можно сказать, наставником на дипломатическом поприще.