– Лучшие все-таки на рынке, – педантично поправил он себя, – где не появишься с дамой.

Таковых за столом нашлось, как сказал бы Путилин, на любой цвет и размер. Сабуров не ожидал от театрального обеда камерности. В отдельном кабинете у Уилтона собралась пара десятков актеров и актрис. За столом сидели и журналисты. Совсем юный паренёк с забавным французским акцентом открыл очередную бутылку шампанского.

Месье Николя, по его признанию, бежал из Парижа, сломя голову.

– Я не военный и не умею стрелять, – уныло сказал француз. – Я пишу об искусстве и путешествиях, а когда гремят пушки, музы замолкают.

– Не перевирайте цитату, месье Николя, – крикнула с другого конца стола мисс Янг, – Цицерон говорил о молчании законов во время войны. Inter arma silent leges.

Заметив удивленный взгляд Сабурова, леди Хелен шепнула:

– Клэр получила хорошее образование, потому что....

Девушка осеклась.

– Она сама вам все расскажет, мистер Гренвилл, если захочет. Я обещаю, что вы подружитесь, особенно учитывая обстоятельства.

Сабуров усмехнулся.

– Вы правы, леди Огилви. Ничто так не сближает, как скверная осень, проведенная в самом отдаленном шотландском замке.

Она обмахнулась хорошеньким веером и в глазах цвета горного мха заиграли озорные искры.

– У нас складывается отличная компания, – улыбнулась леди Хелен. – Может быть, кто-то из гостей даже напишет роман, как мисс Шелли. Например, вы, месье Николя?

Юноша расхохотался.

– Только путеводитель, леди Огилви, за которым я и еду в Шотландию. Я благодарен мистеру Сингу, согласившемуся меня приютить.

Сабуров отпил шампанского.

– Что там с законами во время войны, месье Николя?

Голубые глаза юноши подернулись легким холодком.

– Я согласен с Цицероном, месье Гренвилл. На полях сражений все средства хороши. Вот и лобстер, – обрадовался француз. – Посмотрим, удастся ли здешнему повару обставить наших рестораторов.

– Непременно удастся, – пробурчал Сабуров, разламывая клешню.

Ветер бросал под ноги Сабурову рыжие листья багровеющих в закатном солнце рябин. Откуда-то издалека доносился заливистый лай Тоби.

Постучав палкой по растрескавшемуся мрамору парковой скамьи, мистер Браун велел:

– Садитесь. Надеюсь, что путешествие по железной дороге вас не обременило.

Сабуров с Тоби на поводке добрался в сердце Чилтернских холмов в вагоне второго класса поезда, отправившегося с Марлебонского вокзала. На станционной площади сонного городка Эйлсбери его ждала скромная коляска с вежливым кучером. Сабуров не ожидал герба на дверцах двуколки или ливреи на слуге. Мистер Браун, как его предпочитал называть Максим Михайлович, не светил своим титулом направо и налево.

Опустившись рядом со стариком, Сабуров подождал, пока тот задымил трубкой.

– Нисколько, – он достал серебряный портсигар. – Это ваше семейное имение?

Браун усмехнулся в отросшую, но так же аккуратно подстриженную седую бороду.

– В общем, да, – согласился он, – не считая того обстоятельства, что в те времена, когда здесь появился предок этого дома, наша фамилия еще писалась на латинский манер. Мой пращур Элиас Остиариус служил привратником в Палате шахматной доски, – Браун помолчал. – С тех пор наша семья и не покидает коридоры Вестминстера, если можно так выразиться.

Максим Михайлович решил, что Браун унаследовал поместье после смерти старшего брата.

– Но герцогом он не станет, – понял Сабуров, – он средний сын. Наверняка, есть другие наследники, а его младший брат епископ и не претендует на земные блага.

Земные блага поместья состояли в довольно неуклюжем доме, выстроенном, как сказал Браун, в середине семнадцатого века. Золото солнечных лучей играло в мелких переплетах окон, а из кухонной трубы поднимался приветливый дымок. Браун сообщил, что намеревается не выпустить Сабурова из-за стола, пока тот не попробует все яства графства Бакингемшир.