- Чез, они уже всё отняли, - восемнадцатилетний юнец с именем Кай Фишер, смотрящий сквозь друга невидящим взором, утыкается в гладь воды перед фамильным домом.
Манчини качает головой и, замахиваясь, швыряет ещё один небольшой плоский камень. Тот, низко пролетая над зеркальным отражением серого пасмурного неба, поднимает рябь по воде. Я лишь успеваю проводить его взглядом, как он моментально скрывается под водой. Один шаг и... его нет. Существование этого камня по лёгкому взмаху руки Манчини прекращается. Теперь он покоится на дне, оглаживаемый со всех сторон солёной ледяной водой.
- Дерек и мать сейчас ожидают суда Велинграсса, - голос звучит глухо, отстранённо, - мне дали разрешение доучиться. Они поставили мне метку, Чез. Дерека и мать после падения Ваалхара предал тот, кому они доверяли. Я хочу его смерти.
- Может, раз в жизни назовешь отца именно "отец", а не по имени? Уверен, вы можете забыть семейные распри в такой сложный момент, - любопытствует всезнающий Манчини.
- Он не заслуживает называться «отцом». Для меня он - Дерек.
От усталости сводит ноги и я, тяжело поднявшись, возвращаюсь в комнату. Эмоциональный вакуум вот уже восемь лет. Когда казнили отца и мать, я не испытывал ничего кроме всеобъемлющей боли, расползающейся по глубинам души, заполняя каждую частицу чернотой. Но боль отступила слишком стремительно, будто её и не было вовсе. И с тех пор...
Чертов эмоциональный вакуум. Вначале это было почти хорошо. Я ничего не чувствовал, будто все чувства разом отключили. Разверзшаяся бездна внутри постепенно заполнялась ненавистью и желанием уничтожить Эдвина также, как он уничтожил мою жизнь.
Я был бы счастлив, как безумец, ощутить хоть каплю ядовитой, расплавляющей плоть и душу боли. Но теперь даже не был уверен в том, что у меня есть она ... Эта эфемерная душа.
Настойчивый и громкий стук в деревянную дверь спальни моментально возвращает из тягостных раздумий в пасмурную реальность. Сгусток сырой энергии рассеивается, утекая сквозь пальцы, как и время...
Черт, да где уже этот необходимый просвет?!
Перевожу напряжённый взгляд на настенные часы, показывающие семь утра. Стрелки передвигаются слишком громко, разгоняя пресловутую тишину раздражающим тиканьем, что слышится как удары гонга.
- Входи, Чез, - знаю, что это именно он. Направив частицу энергии, с лёгкостью поворачиваю замок на двери. Щелчок.
Решаю не вставать с кровати, а лишь закидываю руки под голову, принимая удобную позу.
- Прохлаждаешься, значит, пока Чезаре тут надрывается в поисках выхода для своего дорогого друга, - Манчини проходит в мою опочивальню и кидает на меня саркастический взгляд.
Следом по пятам появляется и Лоис, сверкая пепельной макушкой и своей беззаботной фирменной улыбкой во все тридцать два. Оба вырядились в теплые пальто и куртку, Лоис даже замотал шею колючим ярко-синим шарфом грубой вязки.
- Как-то по-гейски выглядишь, - швыряю в сторону светловолосого крохотный сгусток темной энергии. - Чез, а ты ещё комнату с ним делишь на двоих, не опасаешься к нему спиной поворачиваться?
- Ничего ты не понимаешь в моде, - фыркает Лоис, с лёгкостью отбивая подачу защитными чарами, и клочок черной силы оседает на пол, рассеиваясь. Блондин тут же добавляет приторным голосом. - И в моем вкусе только ты, сладенький.
Посылаю Алоису убийственный взгляд, но этот говнюк, поиграв бровями, рассыпается в задорном смехе. Итальянец закатывает глаза и, одернув полы распахнутого пальто, опирается плечом о стену возле моей кровати:
- Оставь Лоиса, у него и так жизнь нелёгкая, пускай хоть в шмотках радость будет. Ты ещё не оставил поиски Эдвина?