– Ну чего тебе? – приходится остановиться.

– Харэ себе цену набивать, – достаточно грубо толкает к стене.

– Смотри, что ты наделал! Ручку оторвал! –возмущаюсь, прижимая рюкзак к себе.

– Переживёшь! – холодные ладони ложатся на мои щёки.

– Отойди! Я опаздываю!

– Да насрать мне. Давай, признавайся, маленькая рыжая сучка, скучала?

– Нет, – пытаюсь отодрать от себя его руки, но он вцепился в меня будто намертво.

– Да ну не ври, – наклоняется к моему уху. – Перестань ломаться. Характер показала, уважаю.

– Никогда с твоей стороны уважения не было, – дёргаюсь, ощущая ледяные губы на своей коже. – Отвали от меня, Лёш! Отстань!

– Не могу. У меня на тебя стоит, ты же знаешь, – его ледяные пальцы опускаются ниже и крепко стискивают мою шею.

– Это твои личные физиологические проблемы! – пытаюсь оттолкнуть.

– Проблемы в скором времени начнутся у тебя, если не прекратишь изображать из себя долбаную недотрогу, – открыто угрожает он.

– Слышь, мудило белобрысое, а ты не попутал?

Лёшу отодвигают от меня одним движением. Я отлипаю от стены.

– Кто такой? – коротко осведомляется Паровозов, удерживая растерявшегося Бондаренко за шиворот. Тот сейчас напоминает нашкодившего котёнка. Пипец, как смешно это выглядит! Хоть телефон доставай.

– Одноклассник. Пристаёт, достал уже! — добавляю, скрестив руки на груди.

– Значит, он не твой парень? – уточняет зачем-то.

– Нет.

– В машину иди.

– Угу.

Так и делаю. Подбираю многострадальный рюкзак и шагаю прочь, к уже знакомой чёрной ладе, припаркованной неподалёку.

Забираюсь в тарахтящую приору на переднее пассажирское сиденье. Первое, что бросается в глаза, – идеальная чистота и порядок, несмотря на то, что сам автомобиль далеко не новый.

Осматриваюсь. Никаких посторонних вещей, пахнет свежо и приятно. Словно машина только что после химчистки.

– Надеюсь, это не так. И в багажнике пару суток назад не лежал чей-то труп, – невесело усмехаюсь.

Брррр!

Ожидая Илюху, настраиваю радио. Ищу что-нибудь попсовое. Лёгкое и незамысловатое. Как выражается Ян Абрамов, «музыку для деградантов».

Кручу головой. Крайне любопытно узнать, что творится за поворотом, но, к сожалению, отсюда плохой обзор, ничегошеньки не видно.

Да и ладно! Пусть хоть что с Бондаренко делает. Мне не жаль его ни капельки! Столько грязи выслушала в свой адрес. Поделом ему!

Стаскиваю шапку, приподнимаюсь к зеркалу. Не сдерживаясь в выражениях, приглаживаю распушившиеся волосы. С чего-то меня вдруг очень заботит то, как я выгляжу. Хочется быть красивой. Я, конечно, далеко не Анджелина Джоли, но тоже ничего так.

Когда отрывается дверь, непроизвольно вздрагиваю. Наблюдаю за тем, как парень занимает водительское место. Спокойный как удав.

– Ой, а можем проехать метров двести вперёд? Там французская пекарня. Мне надо.

Переключает передачу и выезжает по заданному маршруту.

– Он хоть жив? – любопытничаю, барабаня пальцами по рюкзаку.

Кивает, глядя направо. Ищет, где пекарня.

– Ты бил его?

– Он к тебе больше не подойдёт, – сообщает, свернув в дорожный карман.

– И что же такого ты ему сказал? – не отстаю от него, продолжая атаковать вопросами.

– Что закатаю в бетон, если понадобится, – выдаёт абсолютно ровным, безразличным тоном.

Смотрю на него во все глаза.

– Это шутка? – выражаю надежду.

– Я похож на Петросяна? – поворачивается ко мне. Сталкиваемся взглядами и тотчас залипаем друг на друге.

– Честно говоря… не очень, – отзываюсь тихо.

Сердце колотится как ненормальное. Почти у самого горла. С ума оно сошло, что ли?

– Закатаю, Рыжая, не сомневайся, – произносит уверенно, и у меня от его слов холодок бежит вдоль позвоночника.