— Понял, — кивает Гарз и убегает. Мне тоже некогда рассиживаться. Нужно уточнить у господина Рошэ кое-что.

Уж не для Мерцающего ли он подкупил в ту ночь охрану музея? Он хоть понимает, с кем связался? А может и к остальным его “походам” свою руку приложил?

Ладно. Скоро я это выясню. До этих пор особо нечем было его прижать, кроме подкупа, а сейчас говорить на чистоту будет проще. А там и другие дела по Мерцающим подниму. Вот крышка и захлопнется.

— Господин главный инквизитор, — обращается ко мне капитан, как только я хочу уйти.

— Хотели что-то еще, капитан?

— Я… я по поводу леди Рошэ, — выдает он, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, говорите, — поторапливаю его, ибо у меня не так много времени, чтобы выжидать, когда он разродится.

— Сегодня она допустила ошибку, но не со зла, господин главный инквизитор. Не будьте, пожалуйста, к ней слишком суровы.

Ага. Вот, значит, как. Заступники быстро себя обнаружили.

— Что вас с ней связывает, капитан?

— Что вы имеете в виду? — хмурится он.

— Вы не из тех, кто заступается за посторонних по доброте душевной. Либо вы у нее в долгу, либо у вас другие особые отношения. Так что и двух?

— О боги! Что вы такое говорите? Она излечила мою супругу от мигрени. Она ей как дочь.

— И только?

— Именно. Ваша Светлость, боюсь, у вас о леди неправильное мнение. Сири приличная барышня, что бы кто не говорил. Злых языков полно, но те, кто хорошо знают леди, могут поручиться за нее. Она человек очень умный, отличный стратег, хоть и женщина. Но при этом не имеет дурных намерений. Все, чего она хочет, это обезопасить себя. Безо всякой подлости или желания на ком-то нажиться, господин главный инквизитор.

— Вы же понимаете, что говорите сейчас о женщине, которая вышла замуж за состоятельного престарелого господина вовсе не по доброте душевной?

— Именно по доброте, Ваша Светлость, — выдает он так, что сомневаться в его уверенности сложно.

— Поясните.

— Она была нужна господину. А он так ее защитил от нежеланных женихов, которые проходу ей не давали. С тех пор госпожа стала господину верной опорой и дочерью. Чего же в этом подлого? — спрашивает капитан.

А меня все больше интересует, отчего у юной леди столько заступников. Дело, в самом деле, в ее доброте? Или в хитрости?

Увы, я не привык верить людям. Да и никто бы не верил, повидав столько всего, что видел я.

Дети предают родителей, родители — детей. Что уж говорить о подлости и преступлениях тех, кто клялся в любви или притворялся другом. Сущность у всех одинакова. Но раскрывается она в зависимости от обстоятельств.

Кому-то нужно хлебнуть горя сполна, чтобы озвереть. А другие сами по себе ничем не чураются. Но все, без исключения все, и даже я, способны на страшные вещи.

И женщины не исключение. Тем более Сири. С ее острым языком и вспыльчивостью, она должна быть уже на костре, но она в почете.

Интересный экземпляр. Экземпляр, о прошлом которого тут никто даже не задумывается. А раз оно скрыто, то там, наверняка, отыщется много тайн. Но никого это не интересует. Все готовы следовать за ней. Даже капитан, что слыл пронырой, действующим исключительно в своих интересах. Но эта леди и его поддержкой заручилась. Она еще смекалистей, чем я полагал.

— Я вас услышал, капитан. Раз так о ней беспокоитесь, то убедите ее не совать нос в дела инквизиции. Ради ее же блага.

— Непременно, Ваша Светлость. Я с ней поговорю, — обещает он, и только мы выходим в коридор, как сюда врывается постовой.

— Капитан! Капитан! К вам там… пес! — говорит он.

Мне сейчас послышалось?