— Моя красивая… любимая… малышка, — шепчет он бессвязно, вбиваясь в меня, натягивая на себя.

Рукой он скользнул по моему лобку, нашел пальцами клитор, и начал натирать его. Также быстро, как движения его эрекции во мне. Я открылась ему сильнее, развела ноги почти в шпагате. Пусть видит всё, а я буду видеть наш секс в его глазах, и приближаться к оргазму все ближе, ближе, ближе…

И он настигает, накрывает меня с головой.

— Да, Боже, — всхлипнула, и упала на Игната, сотрясаясь, сокращаясь вокруг него.

Игнат приподнял меня за ягодицы, и совершил несколько резких рывков в меня, а затем со стоном вышел, и излился на мои бедра.

Сердце колотится, выпрыгивает из груди. Я потная, потный и Игнат, мы оба в масле, и нам офигительно хорошо. Я не хочу слезать с него, на его теле мне удобно и естественно, так естественно как только может быть.

— Пара минут отдыха, и продолжим, — он лениво провел ладонью по моему плечу, и, наконец, поцеловал меня.

21. 20

Наши дни

— Твоя премьера сорвалась из-за него? — холодно спросил Юра.

Брат будто заледенел весь. Лицо недвижимое, каменное.

— Да. На генеральной репетиции я была. А вот премьера… нужно было приехать пораньше, нанести грим, ну как обычно. С утра я забрала пуанты, вернулась домой к Игнату, и он меня просто не выпустил. Запер.

— И изнасиловал, — договорил брат. — Это было именно изнасилование? Оно?

Я смогла лишь кивнуть. Говорить больно. Не хочу. Будь моя воля, я бы вообще забыла обо всем этом, как о каком-то ненастоящем кошмаре, вот только проблема вся в том, что это не сон. Это реальность.

Игнат не бил меня. Не выкручивал руки. Это не было как в фильме ужасов, где маньяк грязно насилует свою жертву в подворотне, приставив к горлу нож. Я не сопротивлялась даже, думала что Игнат остановится. Просто просила его прекратить, а он… он как безумный был. Он знал, что я не хотела. Я просила меня отпустить, а он… он отпустил меня только тогда, когда закончил. Открыл дверь, и сказал что я могу уходить.

И тогда я ушла.

Убежала из его квартиры, которую перестала считать своей, когда она в клетку превратилась. Всё буквально в один день произошло, за пару дурных часов.

— Сиди здесь. Не высовывайся, — бросил брат, резко поднялся, и шагнул к двери.

А я за ним кинулась, забыв про живот, мешающий мне быть быстрой и легкой. Я буквально упала на его спину, обхватила Юру за талию.

— Не смей! Не смей, слышишь!

— Я его убью, — рыкнул брат. — Слава, мать твою, убери руки. Ты меня не удержишь.

Это мы еще посмотрим. Я плотно прижалась к брату, сцепила руки так, что если начнет отлеплять меня — причинит вред, очень уж плотно к его спине мой живот притиснут. Так, что даже больно. И выглядим мы, должно быть, странно со стороны.

— Я тебе это сказала не для того, чтобы ты мордобой устраивал. И родители, мама, ты о них подумал вообще? А об отце? — зашептала я. — Юр, нельзя им знать про это. Маму это убьет. А папа? Что он сделает? Глупости. А потом будут меня в жалости своей топить, вот только это мне не нужно.

— Ты потому на него не заявила? — брат произнес это через силу, все мышцы его напряжены, подрагивают, и я боюсь, что он снова сорвется. Жалею даже, что рассказала, но, Боже мой, как же я устала уже молчать! — Я все удивлялся раньше, какого хера изнасилованные девчонки не всегда в полицию идут. Теперь начинаю понимать. Только не говори, что ты еще и себя считаешь в этом виноватой.

— Я не виновата в том что случилось, — выдохнула я.

Руки начало дико ломить, этот рывок до брата многого мне стоил. Но я сказала ему правду. Я не считаю себя хоть в чем-то виновной, и заслужившей всё это. Ошибалась? Да. Все же, мы с Игнатом поторопились жить вместе, и я недостаточно серьезно отнеслась к его особенностям, хоть он мне и рассказал все откровенно. Я просто отбросила это.