— ‎Не надо.

А женщина, медленно поднявшись с бортика фонтана, уже плыла к нам… я бы даже сказала — кралась. Как хищник, почувствовавший добычу.

А мне совсем не хотелось, чтобы она приближалась, чтобы касалась меня, чтобы касалась моей искры. Не знаю откуда пришла эта уверенность, но я не сомневалась ни секунды в том, что эта женщина, стоит ей лишь раз до меня дотронуться, узнает, кто я на самом деле, и меня уже никогда отсюда не выпустят.

— Пожалуйста…

Я уже не просто стояла, я старательно пятилась назад, пытаясь сдвинуть с места будто бы вросшего в мраморные плиты Отравителя. Усмешку, всего мгновение назад кривившую его губы стерла тревога:

— Что?

— ‎Уйдем отсюда, скорее.

Женщина, почувствовав, что что-то не так, ускорилась:

— Что же вы стоите? — сильный, очень красивый голос, который всего несколько минут назад пел, разносясь по большому залу, сейчас звенел от напряжения. — Пройдите к фонтану, согрейтесь в сиянии…

— ‎Знаете, мы, пожалуй, как-нибудь в следующий раз приобщимся к этим вашим светлым штучкам, — перебил ее Ганэш, совсем тихо добавив, — рано мне еще становиться блаженным дурачком.

Из внутреннего зала я почти бежала, таща за собой несопротивляющегося, очень удивленного моим поведением Отравителя.

Вэйд тоже удивился, увидев, как я спешу к нему, а за мной, с совершенно непонимающим  видом, идет его несносный друг, руку которого я не сообразила отпустить.

В прохладной тени храма Вэйд быстро пришел в себя, и так же, как Ганэш, не стал сопротивляться, когда я, ничего не говоря, ухватила его за руку и потащила прочь. Маленькие пальчики Селины неспособны были полностью обхватить широкую ладонь, но я очень старалась не выпустить из рук ни отравителя, ни дознавателя.

Уже только внизу лестницы, я смогла перевести дух.

— Жуть какая.

— ‎Что случилось? — высвобождать свою руку Вэйд не стал, в отличие от Ганэша, но ответа потребовал не от меня, будто бы сомневаясь в том, что я смогу понятно объяснить, что это сейчас было.

— ‎Девочка увидела жриц вблизи и ее это почему-то сильно впечатлило.

— ‎Они же страшные, — поддакнула я, поежившись, — и совсем пустые внутри. Как так?

— ‎Легко, — фыркнул Ганэш, оглядываясь в поисках нашей кареты. Совсем недавно она стояла на другом конце площади, у входа в парк, но сейчас, за тремя пристроившимися в той же стороне повозками и толпой горожан, незаметно наполнившей площадь, ее не было видно, — выжгли всю сущность во время инициации. Безоговорочная преданность Мирай и лишнее место для хранения света.

Вэйд болезненно поморщился:

— Как бы плоха не была Рассах, но адепты ее культа хотя бы не утратили себя.

— ‎Как не странно, но я полностью с тобой согласен, — хмыкнул Гарс, — они, конечно, безумные фанатики, но это, по крайней мере, их осознанный выбор.

— ‎Какой-то недобрый у вас свет, — грустно призналась я.

Отравителя очень позабавила моя наивная простота:

— ‎А кто тебе сказал, что свет должен быть добрым?

— ‎Ну тьма же у вас тут вроде как злая, значит, свет должен быть добрым.

— ‎За этим тебе лучше обратиться к человеческим проповедникам, — сдержанно заметил Вэйд, едва ощутимо погладив мои пальчики, чем вызвал непонятное какое-то, смутное желание: то ли отпустить его руку немедленно, то ли сжать покрепче.

— ‎Дааа, — весело протянул Гарс, — после того, как император выделил им земли, во всех храмах Всеединого только и разговоров о том, что спасти людей их богу помогла Мирай. Никто уже и не хочет вспоминать о том, что не только темные не считали человеческую жизнь важной, но и мы не одно десятилетие строили свои города на их крови. Зато теперь мы светнесущие. Добро в чистом виде.