Удар же пришёл оттуда, откуда не ждали. И это стало последней каплей в море моих семейных отношений с этой женщиной.
Всю дорогу до дома я заставляю себя принять беззаботный вид и не впадать в крайности.
Анжела же сказала, что не собирается прямо сейчас врываться в счастливую жизнь моей дочери, да? Вот и нечего паниковать раньше времени. Уверен, стоит промариновать женщину временем, как она сама откажется от этой затеи, потому что ей надоест ждать, да и на смену одной сумасбродной идее придёт другая. Главное, продумать, как потянуть кота за… хвост.
Я ни на мгновение не хочу думать, что Анжела могла измениться. Не могла. Ни за что не поверю. А значит, её нельзя подпускать к Ксюне. И этого не произойдёт, пока я либо не буду убеждён в обратном, либо не случится то, что я прогнозирую. И всё моё существо вопит и бьётся в агонии, требуя послать её куда подальше сразу, и не выжидать доказательств мифических изменений.
Дом традиционно встречает ярким светом и… полным отсутствием народа. Я так быстро привык к семейному шуму, что теперь удивлённо обыскиваю территорию в поисках жизни.
Заглядываю в детскую и застываю в дверях. Галина Андреевна с Виктором Семёновичем пакуют в пакеты игрушки, а Павлик и Тёма сгружают одиночные пакеты в один огромный.
– Что здесь происходит? – спрашиваю я вместо приветствия и, не сдержавшись, каламбурю с усмешкой: – Ксюша снова вышла замуж за какого-нибудь мальчика с развивающих занятий и решила переехать к нему?
– Ой, Олег Фёдорович, – вздыхает домоправительница, – ну скажете тоже! У нас тут такое..! Даже и не знаю, как сказать-то!
– Что с Ксюшей? – моментально подбираюсь я. – Она в порядке?
– Да, в порядке, но… Вы, может, с Аней поговорите? Она лучше объяснит…
Остаток её речи я дослушиваю уже в коридоре, направляясь в спальню няни Ани. И застаю там прелюбопытнейшую картину: посреди комнаты расстеленна белая простынь, Ксюша сидит на табуретке ровно в центре полотна и весело дрыгает ножками, пока Анна Евгеньевна расчёсывает тонкие волосики.
– Добрый вечер, – приветствую их обеих.
– Папочка! – кричит дочка и машет мне рукой.
– Как дела? – спрашиваю, задерживая дыхание. Не представляю, что здесь происходит, но смущённый румянец на лице няни и счастливая улыбка малышки будоражат сознание.
– Папочка! Представляешь, у меня в голове тараканы завелись! – хохочет Ксюша.
– И что же они там делают? – вежливо спрашиваю дочь. – Танцуют и поют?
– Нет, они уже всё, да, нянь Аня?
– Да, Ксюш, точно всё, – отвечает та тихо. – Ты большая умница, Ксенька, совсем не испугалась.
– Ну ты же сказала, что они во-о-о-от такусенькие, – дочка показывает крохотное расстояние между пальчиками. – Если бы это были о-о-о-огромные тараканища, то я бы испугалась, а таких малипусек я не боюсь.
– Вот и молодец, – хвалит Аня, становясь пунцовой. – Сейчас мы вычешем их…
– Турпики? – радостно хлопает в ладоши дочка, и я машинально поправляю:
– Трупики? Погодите-ка! Какие ещё трупики?!
Решительно подхожу к этим двум красавицам и внимательно изучаю небольшой металлический гребешок в руках няни.
– Что тут происходит?! – требовательно спрашиваю у неё. – Как я понимаю, тараканы в голове – это вовсе не аллегория?
– Вы только не волнуйтесь, Олег Фёдорович. В детском коллективе педикулез периодически вспыхивает, это вовсе не связано ни с престижностью учебного заведения, ни с социальным статусом пациента.
Я открываю рот, да так и замираю. Меня осеняет одна мысль: что, если…
– Сейчас я закончу обрабатывать Ксюшу, потом займусь вами, – врывается в мой план нянин голосок. – Не переживайте, главное, ладно? Тут надо-то обработать специальным средством и прочесать гребнем. Постели уже поменяли, всё пропылесосили, промыли поверхности, ну недельку-другую понаблюдаем за обитателями дома. Возможно, что мы не успели заразиться. У Ксюши всего-ничего поражение.