Когда Китэрия предприняла попытку обсудить с Истаном побег, она, конечно, обратилась к нему на валамарском. Но стоило головорезам услышать разговор пленников на неведомом им языке, как они переполошились, решив, что поймали колдунов, которые хотят навести на них порчу. Китэрия и Истан пытались убедить их в том, что они не чародеи, но предусмотрительные разбойники рассудили, что подстраховка никогда не бывает лишней. Так во рту у каждого невольника появилось по кляпу, и надежда на спасение стала меркнуть, как короткий осенний день.

По ночам этэри не спала. В первую ночь она всё еще надеялась на чудо и ждала, что вот из-за опушки появится какой-нибудь случайный охотник и спасёт их, а во вторую её мучил холод и храп похитителей. К тому же, страшно хотелось есть. Она даже думала, что с удовольствием проглотила бы сейчас жёсткое и мускусное мясо дикой кошки, потому что последний кусок хлеба она видела почти двое суток назад. Пару раз дикари давали ей попить воды из лужи, от которой её мутило, но вот делиться пищей они, видимо, не собирались. Лёжа ночью в повозке, девушка уговаривала себя забыть о еде на ближайшие несколько дней, потому что, думая о ней, она лишь мучила себя, урча пустым желудком.

Настал третий день Камайна и второй их пребывания в лесу. Хлыст пошёл проверять, заступил ли на пост тот самый корыстный охранник. Пленники остались с его безмозглыми помощничками. Безносый, от которого воняло гнилыми зубами, кислой капустой и мочой, измывался над Китэрией. Он хотел полюбоваться её красотой, даже кляп снял, чтобы рассмотреть белоснежные зубки, каких не видел и у самых дорогих шалав. Он лапал её нежное лицо своими грязными пальцами, похожими на земляных червей, пока Китэрию не стошнило ему на грудь.

– Ах ты, дрянь! – заорал он, обтирая рукавом мокрое пятно, – Вот я ж тебе…

– Отвянь от неё, безносый, – гнусавил его дружок, – вишь, какая она нежная. У неё, поди, в псарне не такой смрад стоял, как в твоей пасти.

– Я ей дам смрад! – не унимался безносый. – Да я её… Да я ей… Да она мене всё вылижет, что люди не лижут обычно…

– Не вылижет. Хлыст не велел.

– А он не узнает, – хмыкнул безносый и снова потянулся к измученной девушке.

– Безносый, – предупреждающе заметил его более смышлёный подельник, – если она подхватит твою заразу, а она её подхватит, если ты продолжишь её лапать, то мы не получим за неё и гроша.

– Получим, – заверил безносый, – про заразу-то узнают не сразу, мы к тому времени уже тю-тю.

– Вот же кретина кусок, – не выдержал безухий. – На кой ляд так рисковать, если можно всё чисто сработать. Продать свеженькую, не порченную девку, получить барыши и…

– А я может эту девку хочу, а не барыши, – упирался безносый. – А портить я её не собираюсь, так, потешусь чуток, погляжу хоть, из каких таких штук она сделана.

– Да из таких же, из каких и все остальные. Оставь её, говорю, иначе мне придётся Хлысту рассказать, что твоя зараза уже не только нос, но и мозги последние проела.

– А ты не стращай, – сплюнул безносый и слез с повозки, ушёл в кусты и, посматривая на Китэрию злобным глазом, запыхтел, шурша листвой.

Этэри на недочеловека не глядела, она смотрела на подавленного и совершенно разбитого принца. Девушка знала, что он мысленно бичует себя за бесславную попытку вырвать её из лап брата. Но об этом она сейчас не думала, ей было важно понять, способен ли он бороться или уже сдался судьбе. Потому что она совершенно ясно поняла, что не может позволить себе пустить всё на самотёк. Эти невозможные существа, которых даже животными-то назвать язык не поворачивался, не должны были стать её роком. Уж лучше Таймар Маелрах, который чтил хотя бы «воинское слово», который смотрел на неё, как на этэри, который оказался сильнее её. Проиграть сильному пусть и больно, но не зазорно, а вот погибнуть от рук этих отбросов было непозволительно даже для пленённой.