– Так, Михайлов, погоди ты со своей готовальней. Это твои помощники?

– Так точно, господин лейтенант. Идея и расчёты мои, а парни помогали мне её проверить на практике.

– Давай сюда своё изобретение, и все ждите меня возле кабинета директора.

– Есть всем ждать.

Лейтенант убежал с инструментом, даже не поручив никому из нас тащить подставку, а мы переглянулись и потопали следом. Несмотря на то, что сразу после знакомства он прописал мне 30 розог, наш ротный был нормальным мужиком из военно-морской династии. С нами, нищими слушателями, он не выделывался и «через губу» не разговаривал. А к тем, кто хорошо учился или проявлял ещё какой-нибудь талант, относился с уважением. Через десять минут он вышел и пригласил всех нас в кабинет.

Нагаев так же был не кабинетным червём, а реально плавал по морям, занимался составлением географических карт. Довелось ему в нескольких войнах. Он сразу перешёл к делу:

– Показывайте ваше изобретение, господа гардемарины.

Мы снова вышли во двор и провели десяток измерений.

– Хм, надо же! Отменно, господа! Сие изобретение будет весьма полезно во флоте и в артиллерии. Надобно его в надлежащий вид привести, а после этого проведём полноценные испытания. А тебе, Михайлов, с твоими помощниками можно готовить документы на привилегию.

– У меня нет денег на оплату патента.

– Да-с? Ах да, я же сам запретил тебе подрабатывать в наших мастерских, дабы по неумению ты себе чего лишнего не отрезал. Если сей прибор пройдёт наши испытания, лично оплачу твою привилегию, гардемарин Михайлов.

– Так, может, я её и буду делать в мастерских или консультировать токарей?

– А руки не порежешь?

– Не порежу, вашвышбродь!

– Хорошо. Евгений Аристархович, организуйте изготовление в нашей мастерской с привлечением Михайлова и остальных помощников.

На следующий день мы втроём были допущены в мастерские, где вместе с грамотным токарем по имени Валерий Тимкин приступили к производству дальномера. Делали прибор из бронзы, чтобы не ржавел, а шкалу проградуировали до градуса. Я подготовил таблицы расчётов в футах и формулу пересчёта, которые Тимкин выгравировал на медных листах. В итоге прибор был представлен на суд начальства, а за неделю были сделаны ещё два экземпляра.

После этого нашей троице разрешили работать в оружейной мастерской: ремонтировать казённую часть мушкетов и пистолей, подзорные трубы и прочие механические изделия. Если можно было что-то сделать, мы исправляли, а если истончался ствол, то мушкет разбирали и ствол отправляли на переплавку. Кроме этого ребята отливали пули и готовили бумажные пыжи для стрельб. Нам дали план со сроками, который мы пытались выполнить. За работу каждому из нас «положили» жалование в 20 рублей в месяц. Это были хорошие деньги даже для матроса 1-й статьи.

Между тем жалование матроса 1 статьи было намного выше, чем у обычного. На военных кораблях любые матросы считались элитой, ведь кроме них там служили канониры и солдаты морской пехоты, которые воспринимались как грубая тягловая сила. В русском флоте 18-го века матрос первой статьи получал 24 рубля в месяц. Это было много! Оклад гарнизонного служаки начинался от 6 рублей. В полевом выходе рядовой солдат получал примерно 11 рублей в месяц. Сержант сухопутной армии (которых полагалось двое на роту, то есть на 120–150 солдат), получал 17–18 рублей в месяц.

К концу августа казармы наполнились гомонящими голосами: к началу учебного года съехались юные 12-летние новички с подготовительного курса, кадеты и гардемарины, среди которых попадались 16-летние вундеркинды и 25-летние лоботрясы. Так что в среде гардемаринов со своими 17-ю годами я был «молодым щеглом». На каждом курсе была рота слушателей численностью в 63 человека, состоящая из двух взводов, каждым из которых командовал наставник в звании мичмана или лейтенанта. Лангман был нашим комроты.