Убедив себя столь не хитрым способом в здравомыслии, повернулся к запорожцу.

— Слышь, Василий… Я вот о чем подумал… Ты говоришь, все изменилось до неузнаваемости.

— Ну да, — подтвердил тот. — Считать не считал, но годков десять миновало, как с куста, не меньше. Карпо Полторажупана уж пятый год, как у Чертовой балки погиб. Седой Ахметка — еще раньше у Легкого брода стрелу глазом поймал. Иван Трясогузка — той же зимой от лихорадки сгинул. Ступка и Борозда — еще раньше, в том последнем походе, когда Рудого Панька пленили, вместе погибли.

Называя имена товарищей, запорожец загибал пальцы.

— Вот… Значит, семь лет точно… А промышляли мы ватагой здесь и того раньше.

Василий все еще предавался воспоминаниями, но я не стал вникать в историю о том, как они за один только день взяли десяток выдр, а уловив паузу, поторопился вставить свои «пять копеек».

— Если все меняется, то может и приметный камень то же, того-этого?.. Другим стал. Больше или меньше.

Василий замолчал, и внимательно поглядел на меня. Видимо, решая, что на меня сейчас нашло: очередное помутнение рассудка или наоборот — просветление? И ответил, медленно добирая слова:

— Деревья, положим, растут или гибнут от огня… Реки, озера — мелеют и высыхают. Горы — осыпаются. А с валуном что может случиться?

— Земля здесь рыхлая… — я демонстративно поковырял почву носком мягкого татарского сапога. Кстати, ичиги эти, весьма удобная обувка. Вот только без каблуков ходить непривычно. И подошва пожестче тоже не помешала бы. Впрочем, когда верхом — это не так заметно. 

— Ну, так это ж сейчас, летом, мы на суше… а в весенний паводок вода бывает, вон куда доходит… — Полупуд размашисто ткнул вдаль. Жестом захватывая место стоянки. — Только смыть его никак не могло… Стремнины здесь нет… Просто река разливается, да так и стоит потом озерцами да болотами аж до Троицы... Топь не топь, а если пятку вдавить — лужица и проступит. А валун… — Василий опять взмахнул руками.

Но, мысль уже не только запала в голову, но и ростки пустить успела. Полупуд еще и не договорил до конца, а уже опустился на колени и стал отгребать от камня землю. Как и в прошлый раз, когда могилу раскапывали, его железные ладони справлялись с рыхлой почвой не хуже лопаты. При этом казак с некоторым недоумением поглядывал в мою сторону и ворчал:

— Говорят четырежды человек бывает глуп… Когда на биваке у костра от огнива трубку раскуривает. Сидя за веслами, на ладони поплевывает. У жены просит… И когда посреди поля телегу заносит… Брешут люди… Можно, еще и в пятый раз сглупить… Сидя на ветке, дерево высматривать…

За те несколько секунд, в течении которых Полупуд озвучивал список народных премудростей, на поверхность показалась добрая четверть валуна. Большего казаку, чтобы узнать «старого знакомца», и не понадобилось.

— Есть! Он самый!.. Видишь зарубку, — Василий провел рукой по одной из граней. Царапина на ней точно была. — Я сам ее и сделал… Для верности.

Пружинисто вскочил на ноги и уверенно повернулся в сторону, все так же отчетливо видимой мною дорожки, змеившейся на другую сторону плеса.

— Пойдем, Петро. От камня до гати ровно полста и еще полтора десятка шагов. Теперь голомозым кукиш с маслом достанется, а не христианские души. Уйдем от погони… Как Бог свят, уйдем.

7. Глава 7

Шагал Полупуд излишне радостно и широко, или отмерял кто-то другой, пониже ростом — да только, отсчитав положенные шестьдесят пять шагов, казак умудрился промахнуть гать на добрых три метра.

— Здесь… — указал уверенно на пустое место и, не задумываясь, побрел в воду. Даже шаровары не подтягивая. Только сапоги сбросил.