— Табак?

— Не знал?.. А, не важно… — тут же поправился запорожец, вспомнив о моих проблемах с памятью. — Запоминай заново. Никто не знает почему, но доподлинно известно, что водяной обожает хороший табак. И нет лучшего способа задобрить его, чем бросить понюшку в воду. А когда рассердить захочешь — наоборот, выколоти выкуренную трубку в воду. Так осерчает, что байдак перевернуть может.

Рассказывая все это, запорожец достал из кисета щепотку курительной смеси, протянул руку вперед и старательно растер табак над водою, приговаривая при этом:

— Нижайший тебе поклон, дух водяной. Прими в знак нашего уважения скромное подношение. И если ласка твоя, не шали нынче, позволь обездоленным буцям на ту сторону перебраться. А еще, коли ласка твоя… следом за нами ордынцы идут. И ежели над басурманами захочешь покуражиться, от меня отдельная благодарность будет. Как только осядем на новом месте. Слово даю.

Несколько секунд стояла тишина, а после, поодаль в камышах, будто большущая рыбина плеснулась.

— Кажется, договорились… — довольно пригладил усы запорожец. — Слышал? Это водяной знак подал. Был бы не согласен, вода заурчала бы или пузырями пошла.

— Василий, а можно еще спросить?

— Можно… — Полупуд пожал плечами, видимо, делая для меня исключение из казацкого правила: «молчи, слушай да на ус мотай». — Как-то так выходит, что от твоих вопросов толку больше, чем от иных советов. Но и о деле не забывай. Время не ждет… Полезай в воду… Чего, как цапля на берегу замер?

Тоже верно. Я с некоторой опаской — не вызывала у меня доверия древесина, пролежавшая десятилетие в болоте — шагнул на край настила и с удивлением почувствовал под ногами весьма прочную опору. Осклизлую на ощупь, от нанесенного ила, но не более. Проверяя надежность, я даже несколько раз подпрыгнул. Гать выдержала...

— Нашли. Держит!

— Не балуй, — одернул меня казак. — И не торопись. Гать хитро положена. Чтоб, даже найдя ее, враг не сразу мог переправу использовать. С этого места прямо только двадцать шагов можно пройти, потом будет поворот на восток. Пять шагов… и снова на юг… Но только десяток.

Об этом Василий мог не предупреждать. Я прекрасно видел, как настил виляет по дну аж до противоположного берега. Но кивнул. Мол, понял. Мое дело шагать, твое — направлять.

— О чем спросить хотел? — напомнил Полупуд.

— Почему ты заговорил о Спасе? Мол, хоть до Спаса и далеко еще, но водяного все равно задобрить не помешает.

— Стоп… — Василий, видимо, решил, что я уже дошел до поворота, хотя на самом деле до него оставалось еще почти полтора метра. — Теперь шесть шагов на запад и потом снова двадцать на юг. Да стой, тебе говорят!

— Ты не переживай, батька. Я чувствую твердь ногами... Да и вода здесь прозрачнее, чем у берега. Местами, даже видно бревна. Ну, а искупаюсь лишний раз — тоже не беда. Какая разница — дважды намокнуть или трижды?

— В общем-то, верно… — согласился запорожец и решил предоставить мне свободу действия. — Сам, так сам… Сверзишься — на дно не становись. Выплывай.

Казак уселся по-турецки на берегу, набил люльку и стал вводить меня в начальный курс славянской мифологии. По разделу «Главная нежить водяная, водяным именованная». При этом голосом и манерой изложения он так разительно напоминал доцента Литковца, что я едва удержался от смеха, по извечной студенческой привычке большую часть лекции пропуская мимо ушей. Но кое-что не мешало и запомнить.

— …старые люди говорят, что водяной особенно опасен по большим праздникам. В ночь на Ивана Купала, в Троицкую субботу и в Ильин день. В эти дни, а также перед грозой лучше не купаться и без нужды в воду не лезть. Зато водяной не может вредить людям от Крещенья и аж до Пасхи... — вещал Полупуд, благодушно попыхивая трубкой и одобрительно кивая каждый раз, когда я выбирал правильное направление.