Когда я переступил порог избушки, ведьма носилась по ней, лёгкая и нагая, разбрасывая покупки по ящикам.

– Нагулялся? Как голова, не прояснилась?

Я замер на пороге, подбирая рассыпавшиеся мысли. Дыхание перехватило от этого запаха – знакомой смеси тепла, дурмана и загадки, окружавшей хозяйку леса. Я сделал несколько шагов на негнущихся ногах, поймал её маленькую ладонь.

– Ничего.

Она коротко улыбнулась. Как же глубок был взгляд её зелёных глаз. Как много было в них меня самого – моего отражения, самой моей души.

– Этого следовало ожидать. Не торопись. Тебе со мной плохо?

– Наоборот. Мне здесь слишком уютно. Но ведь где-то существует и моя настоящая жизнь.

– Так пусть поборется за такого добра молодца. А пока ты – мой.

– Целиком и полностью. Вот только… Тяжело без имени.

– Велика проблема! – фыркнула Марьяна. – Будешь… М-м… Инанис!

– Чего?

– Инанис, – медленно, нараспев повторила она. И уставилась выжидающе-насторожённо.

– Нет такого имени.

– Теперь есть. Твоё.

– И что оно хоть значит?

– Понятия не имею. Но звучит мелодично. Либо оно, либо Акакий. Выбирай!

– Ладно, – усмехнулся я. – Инанис так Инанис.

– Вот и ладушки! – замурлыкала Марьяна, раскладывая на столе купленные продукты. – Ты случайно не знаешь, что такое «су-ши»? Слышала в автобусе, что очень вкусно!

С этого дня Марьяна стала рассказывать мне сказки. Иногда ведьма бормотала их за работой, иногда – за столом, но чаще всего любила говорить, пока я расчёсывал ей волосы. Сказки были странные, не похожие на обычные выдумки. В них царили тени и отзвуки; непривычные сюжеты незримо искажались, эхом отзываясь в каждой вибрации дурманящего душного воздуха. Наполненные словами, эти истории будто не имели смысла, несли лишь невнятную тоску, тревогу и… опустошение.

– Глубоко-глубоко в темноте, – говорила Марьяна, – растёт Чёрное Солнце. Каждый человек – его частичка. И весь мир существует лишь пока не наступит рассвет.

– А потом? Что будет потом?

– Пустота.

– Зловеще. Не боишься?

– Немножко. Но я ведь каждую ночь с ней играю. Как думаешь, откуда моё колдовство?

– От Солнца?

– От Пустоты.

Но чаще всего ведьма рассказывала о цветке.

– В середине ноября, под покровом первого снега, расцветает Пустоцвет. Согревает его Подступающий зимний ветер согревает его серебристые лепестки. В ночь, когда цветок родится, лезет из земли всякая нечисть да нежить. Манит её Пустоцвет, манит пустой пустое. Коли желаешь цветок тот отыскать, залей глаза водою мёртвой, опоясайся тиной болотной, да в чащу непролазную путь держи. После полуночи засверкают могильные огоньки, отведут тебя к ростку Пустоцветову. А коли обретёшь ты власть над ним, раскроются тебе Явь, Навь и Правь. Но знай: за цветок биться придётся.

Я кутался в шерстяное одеяло, слушая вой осеннего ветра за окном. Октябрь выдался хмурый и неприветливый – казалось, холод снаружи пробирается сквозь брёвна сруба, просачивается прямо под кожу, застывая в венах вязкой ртутью. Марьяна ничего не говорила просто так. Приближался ноябрь.

– Зачем тебе Пустоцвет? – спросил я однажды.

– Хочу знать, к чему всё идёт.

– В смысле?

Она толкла в ступке сушеный бурьян. Отсветы пламени свечей выхватывали из темноты изящные изгибы бледной спины.

– В общем смысле. В смысле, вообще. Ну, ты понял.

– … Нет.

Ступка нервно звякнула и отъехала в сторону. Марьяна обернулась.

– Таких, как я, в последнее время стало сильно больше. Людей, способных… На всякое.

– Ведьм, что ли?

– Нет. Не только. У каждого что-то своё, особенно сейчас. И нас чересчур много. Это нехорошо. Мне нужно узнать, к чему всё идёт.