Время еще есть, говорила она себе. Время есть.
Но оно идет очень быстро.
Посмотрев на часы, Маська тут же в этом убедилась. Загулялась, задумалась – и не заметила, как прошло три часа. Домой она уже не успевала, да и на репетицию – впритык. Хорошо хоть сохранила файл с нотами в облако. Перейдя на Выборгскую сторону, зашла в ближайший копи-центр и уломала девочку-администратора распечатать оттуда, а не с флешки.
Певуны уже собрались и что-то лениво обсуждали – наверно, делились событиями отпуска. В предыдущие годы они уходили все вместе в августе, на месяц, а тут из-за предстоящей свадьбы разделили на две части. Маська зацепила взглядом новую Ирочкину прическу, серебряное колечко в Сережином ухе и то, что Алла какая-то бледная, с синяками под глазами.
Володька сдержанно чмокнул Маську в щеку, поинтересовался самочувствием и дернул подбородком в сторону файлика с нотами:
- Это то самое, новое? Будем смотреть?
Не успела Маська раздать всем по экземпляру, как прилетело недоумевающее Ирочкино:
- Мась, а мы что, это вот уже прямо точно поем?
- Почему? – не поняла она.
- Ну тут шесть голосов. Ты уже расписала?
- Расписала. Но это еще ничего не значит, сейчас попробуем, как пойдет. Пять минут даю пробежать глазами.
- Какая-то хрень! – безапелляционно заявил Володька, не дойдя даже до конца первой страницы. – Бормотуха занудная. Как «Капитал» Маркса. Там засыпаешь на втором абзаце, а здесь на пятом такте.
- Мне тоже… не очень, - осторожно поддержала Ирочка.
Андрюшу можно было не спрашивать, Алла показала большой палец. Решающий голос, как ни странно, оказался за Сережей.
- А по-моему, неплохо, - прогудел он, таращась в партитуру.
Ну еще бы не неплохо, хмыкнула Маська, если я твоему профундо такой сабвуфер расписала, что сплошной оргазм от вибраций. Особенно когда идет разлет с Алкой почти в пять октав.
Покрасоваться Сережка любил, что уж тут. Маське он напоминал таксу. Нет, не внешностью. Басы-октависты обычно дюжие мужичины, а Сережа был невысоким и изящным, с ботинками тридцать восьмого размера, в сорок пять лет издали выглядел юношей. Никто бы не подумал, что он военный летчик-испытатель, подполковник на пенсии, отец троих дочерей и дедушка двухлетнего внука. Моложавый красивый мужчина. Но как только он начинал говорить, а тем паче петь… Таксы тоже маленькие миленькие собачки, от лая которых приседают на попу волкодавы.
Будь Сережа настоящим профессионалом, ему бы цены не было. Он умел петь даже на ложных связках, издавая ультра-низкий гул-подголосок. Но возиться с ним приходилось…
- Четверо против двоих, - подвела итоги Маська. – Значит, попробуем.
Конечно, могло просто не лечь на голоса, такое тоже случалось. Но чтобы узнать, надо было пропеть.
Они начали – медленно, прощупывая каждый звук, и Маська вдруг поняла, что это такое, когда щемит сердце. Нет, не болит. Давит в груди, и трудно дышать.
Володька сидел, положив ногу на ногу, и пел со скучающей миной – ну черт с вами, куда деваться. Маська смотрела в ноты, отмечала рукой ритм, но видела его боковым зрением. А потом заметила слезы в глазах Аллы, но та уже тряхнула головой и остановилась:
- Мась, вот тут что-то не то, на «нашего». Кривой аккорд получается.
- Ну-ка все по очереди свои ноты берите и держите.
Да, аккорд действительно получился кривой. В теории – напряженный, диссонирующий, требующий разрешения, а на практике - просто фальшивый. Ну что ж, бывает. Пришлось в этом месте сдвоить ноты у тенора и сопрано. Не трагедия.
- Мась, вот объясни, - поморщился Володька, - зачем это вообще нужно?