Нет. Не зажмотил. Просто хотел... меня.

Развести колени, заставить раскрыться перед ним. Откровенно, распущенно, пошло. А дальше — дальше только симфония.

Он не любит прелюдий, я не люблю прелюдий.

Он закидывает мои ноги к себе на плечи, я — переплетаю лодыжки за его затылком.

Он вколачивается резко, без церемоний, я — выгибаюсь на столе, сметая с него неубранные тарелки. Долой! Пусть разлетаются в дребезги во имя великой богини одержимой похоти.

— Вот так! — он выдыхает.

— Давай сильнее! — я подхватываю, и впиваюсь пальцами в белую скатерть.

И он дает! Так чудесно справляется с моей установкой, что даже странно, что стол выдержал этот бычий напор. И перегрев наш вулканический тоже стерпел, и даже не обуглился.

Боже, ну когда же... Когда к Александру Козырю у меня уже иммунитет выработается?

12. Глава 12.Незримая

— Бог ты мой, Никитос, бросай ружье, оно нам сегодня не понадобится. Медведь сегодня точно сам в берлоге сдох, раз мой многоуважаемый отец про меня вспомнил.

Возящийся со смазкой оружейник недоуменно поднимает голову. Смотрит сначала на Эда, который скучающе перебирает патроны и по одному, неспешно заправляет их в патронташ. Переводит взгляд на его отца, что не сказав ни слова прошел в охотничий домик и раздернул молнию на ружейной сумке.

— Не отвлекай человека от работы, — бросает Алекс через плечо, — раз уж сам ты ленишься привести свою амуницию в порядок.

— Я не ленюсь, я делегирую, — нахально откликается Эд, разваливаясь в кресле как профессиональный барчук, — честно говоря, уже и забыл, как это делается. В последнее время делегируют-то все больше мне!

— А, — Алекс криво ухмыляется, — так бы сразу и сказал, что нуждаешься в отпуске, сынок. Могу выписать тебе бессрочный.

— Если бы ты к бессрочному отпуску приложил еще и пожизненное содержание с безлимитной кредиткой, — Эд мечтательно вздыхает, закладывая руки за голову, а потом коварно заканчивает, — я бы все равно отказался. Делегируй мне побольше, батюшка, и почаще. И пореже заглядывай в офис. Так я быстрее проверну все свои схемы и отожму у тебя фабрику.

Смехуечки…

В этом весь Эд.

Истина в том, что если бы Эд хотел отжать отцовский бизнес – он бы его отжал. Но он понимает, что у их тандема есть свои плюсы.

У Алекса был базовый капитал, скрупулезное знание процессов собственного производства, незыблемый авторитет. Он был первым, кто открыл дорогущее производство препаратов лекарственной терапии для ВИЧ, выбив госконтракт на строительство завода чуть ли не в начале той самой, первой эпидемии в Элисте. Нейролептики, стимуляторы, антидепрессанты…

Пока люди еще осознавали, что депрессия – это действительно серьезная проблема, стоящая лечения, Александр Козырь уже умудрился наладить выпуск шести видов препаратов для курсового её лечения. Тогда он сам был молодым волком, который чуял запах выгоды в фармацевтике, а стартовый капитал сделал вообще на выпуске презервативов. Но он старел, это была объективная реальность. И если хватка его не слабела, даже напротив – становилась более смертоносной, то чутье начинало давать сбои. Тут упустил выгодный контракт, там – не предусмотрел нюанса, и компании это аукнулось крепким иском.

В этих вопросах и был так бесценен Эд. Гибкий умом, резкий как хлыст, он безжалостно рвал связи с теми, в делах кого чуял подвох или запах тлена и разорения. Заключал дерзкие, внешне невыгодные сделки. Преумножал вложения не в два или три раза, как это было у Алекса, а на все шесть и на восемь.

— Никита, вон иди. Я сам с ружьем закончу.