Я знаю.

Когда я еще думала, что смогу дать этому мудозвону сдачи за все, что он для меня сделал — я выискивала о нем информацию по крупицам. Деловое расписание, частоту посещения шлюх и семейных пикников в каком-нибудь общественном месте. Чтобы господин мэр поторговал хлебалом и получил повод посверкать всем в глаза красивой женушкой “из народа”, которая до свадьбы работала в школе. Недолго работала. И не очень старательно, как я успела узнать. Карину Шубину больше интересовало, как ей попасть в городской конкурс красоты. Кажется, она даже на свадьбе была в короне “Мисс Саратов”.

Увы, когда я наводила справки — пришлось признать для себя, что я бессильна добраться до возомнившего себя богом ублюдка. На тот момент — была бессильна. А сейчас — мне принесли его на блюдечка.

— Мне было несложно, — с ленцой откликается Козырь, дьявольски виртуозно не отстающий от меня, — мои люди всего лишь послали ему твою свежую фотографию и сказали, что у нас есть информация о твоем местонахождении.

Шажочек, шажочек, шажочек.

Боже, не всякий ребенок с таким предвкушением приближается к новогодней елке, как я подхожу к Барину. Шкрябаю по его щеке когтями, стискиваю краешек клейкой ленты, и с безграничным удовольствием с силой её отдираю. Вырвавшийся изо рта мудака вопль, к которому приложилось два банальных матерных эпитета — первые ноты прекраснейшей из симфоний, которые я слышала когда либо.

— А ты, значит, меня искал, да, Господин? — скалюсь, глядя прямо в злющие глаза цвета бутылочного стекла.

— Света!

Хрипит. Отчаянно и бешено. Сверкает глазами — видно даже в темноте. Ничего не говорит, но требования понятны. Отпустить. Натравить на Алекса ментов, а потом — Шубин подтянет дружков бандитов. Их есть у него. Конечно же — попросить прощения. Может быть — даже дать на прощанье. В идеале, наверное — вернуться обратно в Саратов и жить в будке у его загородного дома. Вилять хвостом перед его женушкой.

Ага, бегу и падаю. Гав-гав!

— Ты что-то приготовил для меня? — оборачиваюсь к стоящему за моей спиной Козырю. Даже не стараюсь, но выражение лица и голос, как у девочки, которая услышала от Дедушки Мороза что она очень хорошо себя вела, и вот весь этот мешок подарков — он для меня.

Да. Это на самом деле сильно. Подарить мне моего врага. Человека, которому я до своего побега мечтала вырезать сердце по-настоящему. Потому что, ну… Зачем оно ему? Тупо кровь перекачивать? Какая бездуховность!

Козырь дарит мне одну из своих неподражаемых кривых ухмылок. Убирает руку с моего бедра и впервые за последние полтора часа отдаляется от меня на несколько шагов.

И я вдруг понимаю, что мне без него… холодно. Хладнокровная я все-таки змеюка. Быстро зябну. А может быть… Дело просто в нем… Просто хочу, чтобы был рядом.

Но подожду. Есть чего ждать ведь.

Алекс возвращается неторопливо, и я с удовольствием любуюсь его вальяжной походкой. Идет не с пустыми руками, а с темным подносом, накрытым черной тканью.

— Господи, как ты любишь красивые жесты, — я закатываю глаза, — сначала часы эти, три коробочки одна в другой. Теперь подносик. Тряпочка — чистый шелк, я надеюсь?

— Надеешься? — Козырь насмешливо вздергивает бровь. — То есть ты не до конца уверена в том, что я выберу лучшее?

— Ну, выбрал же зачем-то меня вместо своей расфуфыренной жены, — пожимаю плечами, делая вид, что говорю не всерьез. Почти-почти не всерьез.

Увы, но я себе цену знаю. Девочка на пару раз. Девочка, которой слишком много, даже если принимаешь её дозами. И ничто это не способно переменить. Не изобрели еще аппарата уничтожения личности, а если бы и изобрели — я бы даже близко к нему не приблизилась.