Это бесконечно меня бесит и… восхищает.

Садизм, прокачанный до уровня “искусство”. Смотри, мучайся, восхищайся и не смей дышать. Потому что тебе не разрешали.

— Скоро ли еще? — выдыхаю измученно, щедро ему подыгрывая. Могла бы сдержаться, но не хочу. Терпение никогда не было моим талантом, даже наоборот.

— Почти пришли.

Милосердие? Ну надо же! Оно ему знакомо?

Он не обманывает. Дорожка, по которой мы идем, дорожка, мощеная красивой мелкой плиткой, складывающейся в эстетичные черно-белые узоры, уже через несколько минут теряется в густом насаждении деревьев. Кажется, сюда нарочно не пускали садовников, чтобы ветви деревьев так дико и необузданно свивались между собой, так, чтобы даже света размещенных на этих самых ветвях фонарей хватало ровно для того, чтобы видеть, что ты ступаешь не в пустоту. И все.

Эта черная чаща действует на меня неожиданно впечатляюще. Я даже забываюсь и сама прижимаюсь к плечу сопровождающего меня мужчины.

Слышу его ехидный смешок. Осознаю, что эта сволочь и этого от меня, кажется, ждал. Что он уверен — приручение идет полным ходом.

Хочу придумать, как поставить его на место — задача, с которой мне все никак не удается разделаться — но именно в эту секунду ветви кудлатых диких деревьев вдруг расступаются и выносят нас… на берег. Речной берег. Какая это из многочисленных Московских речушек — понятия не имею. Да и нет у меня никакого ресурса сейчас на географию.

Все мое внимание вдруг резко концентрируется на одном объекте.

Мудаке с закленным ртом, подвешенном на толстой ветви пожилой, скрючившейся над берегом ивы.

И все. Весь мой мир вдруг ограничивается несколькими шагами влево и вправо, ощущения — только чувством двух широких ладоней, легших ко мне на талию, а слух — хриплым вкрадчивым шепотом.

— Ну что, Летучая, как тебе сюрприз?

9. Глава 9. Злопамятная

Говорят, ты никогда не забудешь того, кто был у тебя первым. В слове “первый” ванильные девы всегда подразумевают, конечно, “первого мужчину”. Покорные — первого хозяина. Доминантки — первого раба. Вариаций масса.

Я никогда не забуду Петра Алексеевича Шубина, известного в Тематичном мире как Барин, потому что в моей жизни он был первым мудаком уровня "космос". К моему стыду, связью с ним я дорожила слишком долго. А должна была вообще не доверяться ему. Но… Так вышло, что это он ввел меня в Тему. И я была ему благодарна за то, что он открыл для меня возможность чувствовать гребаный вкус жизни. По юной дури равняла эту благодарность с любовью.

Ошибка всей жизни. Увы — не только моей!

— Как ты его достал? — спрашиваю тихо, подходя чуть ближе. Не спешу верить своим глазам. Не спешу верить открывающимся перспективам. Как Козырь совсем недавно — смакую одно только предвкушение тех возможностей, которые сейчас перед моими глазами разворачиваются.

Зрелище прекрасное. Я без спешки врезаю в память каждую деталь этой картины. Крюк, который, трепеща над веткой дерева, аккуратно повесили на толстых каких-то ремнях. Руки Барина скованы наручниками, и он за эти наручники повешен на крюке. Так, чтобы он не доставал ногами до земли и был вынужден стоять на самых носочках.

Я заранее знаю, насколько это больно — висеть на скованных руках, да еще и несколько часов, явно. Вопреки своей природе — не испытываю сейчас желания оказаться на месте агонизирующего.

Не-е-ет.

Эту боль пусть пожинает сам.

Для начала…

— Так как, Алекс? — повторяю я, потому что Козырь не торопится давать мне исчерпывающий отчет. — Он же вылезает из города только по политическим вопросам. И везде ходит с охраной.