Как найти выход из сложившейся ситуации, я пока не знаю. Стоит лишь подумать, что больше никогда мы не будем вместе, сердце разрывается на куски, и в груди начинает нестерпимо болеть. Смотрю на него с тоской и не могу смириться с тем, что теперь принадлежу другому.

— Что с тобой сегодня? — меня догоняет Вера по пути в гримерку. — Ты сама не своя.

Танцевала я сегодня из рук вон плохо. Балетмейстер постоянно делал мне замечания. Потому что сосредоточиться на танце у меня не получалось, мысли улетали далеко, а тело отказывалось слушаться.

В разобранных чувствах покидаю зал, ругая себя за непрофессионализм. Так не пойдет. Скоро премьера, и ничто не должно мне помешать станцевать идеально. Все свои личные переживания я выброшу из головы и сосредоточусь на репетициях.

— Вер, а ты домой очень спешишь?

— Нет, пойдем посидим в ресторанчике рядом с театром, поболтаем.

Это то, что мне сейчас жизненно необходимо. Поделиться новостями с подругой, услышать ее мнение. Да и Германа видеть мне совсем не хочется. Когда он рядом, я чувствую себя пленницей, хоть и в золотой клетке.

— Отлично, только сбежим через черный выход. У главного мне нельзя появляться.

— А что случилось?

— Позже тебе расскажу.

***

Через полчаса мы сидим в приятном заведении. Заказав ужин и шампанское, я пересказываю Вере события прошлых дней.

— Шахов сказал, что брак со мной — это прекрасная картинка для его имиджа. Я в ловушке, Вер.

— Но если бы Герман тебе не помог, ты представляешь, что бы Хомяков с тобой сделал?

— Живой я бы не вышла из его дома, — осушаю уже второй бокал.

— Тебе повезло, что Шах вступился, обратил на тебя внимание.

— Он дал мне семь дней, хотя уже шесть, а потом я должна буду с ним спать, — морщусь.

— Неужели он тебе совсем не нравится? — Вера удивленно распахивает глаза.

— Он мне противен, — хотя, вспоминая, как он целовал меня утром в машине, ощущаю волну жара, скатившуюся по позвоночнику. — Я Ивана люблю.

— Дурочка, ну какой Иван? Какая любовь? Ты с ним месяц знакома. Это глупость, а не любовь. Ты теперь Матильда Шахова. И принадлежишь Герману. Живи и радуйся. Все сольные партии будут твоими.

— Я так не хочу. Мне через постель не надо. Я и без его протекции достойна лучших ролей. Слушай, а если мне Германа попросить за тебя?

— Нет, — испуганно дернувшись, Вера роняет нож. — Не вздумай.

— Расскажи, что за мужчина тебе карьеру запорол. Какой-нибудь жирный, старый и мерзкий?

— Мне слишком больно об этом говорить. Может, когда-нибудь потом. Да и Герман не пойдет против этого мужчины.

Неожиданно на мое плечо ложится тяжелая ладонь. Вздрагиваю и медленно оборачиваюсь. Надо мной, возвышаясь как скала, стоит Раф, сверкая черными, как непроглядная ночь, глазами. Я вроде и рада, что не сам Шах приехал за мной, но, с другой стороны, с этим парнем мы терпеть друг друга не можем. Так что непонятно, что лучше.

— Ну привет, Матильда. Я ждал тебя два часа, думая, что ты по сцене скачешь, а ты, оказывается, шампанское глушишь, — насмешливый тон меня раздражает, а его самодовольная физиономия — еще больше.

— Мы с подругой решили отметить мою свадьбу. Или я теперь и шагу не могу ступить без твоего ведома?

— О каждом твоем шаге охрана должна знать. Еще раз сбежишь — и Герман узнает о твоих выходках. Повеселились и хватит. Жду вас на улице.

Расплатившись, мы уходим. Сначала отвозим Веру домой, потом едем к Шаху.

— Ты не расскажешь ему о моей выходке?

Парень смотрит на меня через зеркало пристально и долго, пока мы стоим на светофоре.

— Не расскажу, но ты будешь мне должна…