— Сашенька, что тебя напугало? Звук? Слишком громкий? Страшный?

Я видела, как ручонки снова сжались в кулачки, но она всё-таки кивнула.

— А почему? Я хочу защитить тебя от таких вот страшных звуков. И если бы ты рассказала… хотя бы, что именно тебя когда-то напугало. Машина? Человек? Гроза?

Саша долго молчала. А потом едва слышно проговорила:

— Я не помню.

— Совсем-совсем?

— Совсем.

Ох-ох-ох-хо-хо… если она не сочиняет, то… частичная амнезия? Не исключено. Мог сработать защитный механизм. Мозг отсёк от сознания воспоминания о травме. Они, скорее всего, вернутся, но прогнозировать, когда, никто не взялся бы. Триггером могло сработать что угодно.

И я не знаю, почему мне пришло такое в голову. Может, вчерашние россказни Марины, может, общее ощущение витавшей вокруг мрачной таинственности, но я заглянула в наполненные тревогой светлые глаза и спросила:

— Сашенька, скажи, это как-то связано с твоим папой? С Дамиром Александровичем?

Я готовилась прочитать ответ по невербальным признакам, хотя бы намёк на него. Но не пришлось. Саша кивнула, и моё сердце невольно дрогнуло. А потом едва не выскочило, когда над головой у меня распростёрся глубокий баритон Булатова:

— Что здесь происходит?

16. Глава 16

Я не могла и не стала бы общаться с Булатовым начистоту в присутствии Саши. Слишком уж многое предстояло в этом разговоре прояснить. Что я и дала ему понять, рискуя ухудшить его и без того не лучшее настроение. Впрочем, в благостном расположении духа я хозяина дома пока и не видела.

Поэтому по распоряжению Булатова в кухню срочно вызвали Ирину Михайловну и оставили Сашу на её попечении, а я пообещала своей воспитаннице, что очень скоро вернусь.

Я оказалась права — Булатова совсем не обрадовала перспектива нового разговора со мной. Он пошагал из кухни в коридор, откуда свернул куда-то влево, и мы оказались в просторной галерее с окнами по одну сторону. Булатов пересёк галерею наискось, толкнул какую-то дверь, и мы оказались в бильярдной.

— Что, предлагаете сыграть партию? — брякнула я.

— Предлагаю вам поторопиться с объяснениями. Меня ждут дела.

Начало наших разговоров неизменно меня радовало… Но сейчас я не могла позволить себе роскошь почувствовать себя обескураженной. Некогда рефлексировать.

Я рассказала Булатову о случившемся и когда я описала ему Сашину реакцию на инцидент, он едва слышно выругался.

— Дамир Александрович, нравится вам это или нет, но я в который раз прошу вас пойти мне навстречу. Мне нужны ответы на вопросы. Ваши люди очень неохотно идут на контакт, поэтому, боюсь, вы остаётесь моим единственным источником достоверной информации.

— Мягко стелете, — пробормотал Булатов, явно продолжая раздумывать над тем, что я ему рассказала. — Что вы хотите знать?

— Почему вы мне не сказали, что она вам не родная дочь?

— Потому что это ничего не меняет.

— А для неё?

— Её я бы взялся спрашивать в последнюю очередь.

— Грубо.

— Честно. Или вам всё нужно окунать в сахарную глазурь, чтобы легче проглатывалось?

— Почему вы не считаетесь с её мнением?

— Потому что она многого в ситуации не понимает. Для её же блага. Хватает уже и того, что пережила.

— Вы взяли на себя её опеку, потому что… считаете себя ответственным за то, что с ней случилось?

— В том числе.

— Вы ведь знаете, что её пугают громкие звуки? Знаете, что у неё, возможно, отсутствуют воспоминания о произошедшем?

— Догадываюсь.

— Пытались с ней об этом поговорить?

Булатов молчал, уставившись в пространство. Я его не торопила.

Наконец он мотнул головой, даже не позаботившись удостовериться, заметила ли я. Впрочем, всё-таки добавил: