И стало больно. Где-то в душе. Отчетливо больно.

– Данир, – она схватила его за руки, – не надо об этом. Нет никакого «потом» и моего мира.

– Да, конечно, – он благодарно улыбнулся. – И вот что, во время церемонии будет больно, потерпишь?

Последнее её больше возмутило, чем напугало – тут даже брачная церемония причиняет боль, что за сумасшедший мир?

Она провела ладонью по его руке – там была плотная повязка, под рукавом. Порез, нанесенный на ритуале, когда выясняли волю богини. Это для него Арика дала мазь.

– Данир, это очень больно?

– Чепуха. Мы не слишком обращаем внимание на боль. Не то что кошки.

– Но эта рана заживает? – у неё появились нехорошие подозрения.

Потому что у котёнка ранки не заживали, открывались раз за разом.

– Ну, довольно, – нетерпеливо вскинулся Данир. – Не думай о ерунде. Конечно, заживёт.

– Мазь Арики тебе поможет?

– Не хватало мне ещё зависеть от кошачьих любезностей, – проворчал он, пожав плечами.

Притянул её к себе и поцеловал в губы, не позволив добавить что-то ещё. Сказал сам:

– Это абсолютный брак. В нашем мире он нерасторжим, пока мы оба живы. Но я очень постараюсь тебя не разочаровать, моя айя. Только не я, только не тебя.

– И я постараюсь, – пообещала Катя.

И да, ей было всё-таки немного страшно. Но это уже… неважно.

Обряд совершал священник, седой старик в чёрной одежде с узорчатой золотой каймой. Она бы не удивилось и женщине, она уже вообще ничему не удивилась бы. И свидетелей не было. Тут это не нужно, тут – магия…

Небольшое помещение, голый камень стен, зато пол из цветной мозаики, и круглый алтарь, на котором горел огонь. И ещё много горящих ламп, вдоль стен прямо на полу.

– Башмаки сбросишь на пороге, – подсказал Данир, – не замерзнешь, не бойся, – и улыбнулся загадочно.

Сам он тоже быстро разулся.

Ступив босой ногой на сверкающую в мерцающем свете мозаику, Катя поразилась – пол был тёплым! В отличие от всегда стылого каменного пола в их хижине. Неожиданно, да…

Сначала священник говорил что-то совершенно непонятное, Катя угадывала отдельные слова, но не могла уловить смысла. Ну конечно, древний язык, уже вышедший из употребления. А потом он спросил на понятном языке:

– Данир, ты твердо решил взять в жёны Катерину?

– Да, – четко сказал Данир.

– Катерина, тверда ли ты в решении стать за плечом Данира?

– Да, – сказал Катя тихо, отчего-то смутившись в решающий момент.

Встать за плечом? Хорошо. За плечом так за плечом.

Почти те самые вопросы, что всюду, и в их мире тоже. Мало что уникального можно придумать, если суть действа одна.

Уникальное потом началось. Старик достал откуда-то из-за алтаря маленький ларчик, окованный каким-то серебристым металлом, поставил его на алтарь вплотную к огню, откинул крышку – Катя увидела на крышке всё то же изображение оскаленного волка, – и достал нечто ажурное, широкое, красивое, этакий расстёгнутый кружевной браслет, и надел его на запястье Данира, застегнул – все так неторопливо, медленно. Данир нахмурился на мгновение, но тут же улыбнулся краешками рта, и рукой в браслете взял за руку Катю, переплёл пальцы с её пальцами.

– Я с тобой, не бойся, – сказал он тихо.

Священник смотрел на Катю, ей показалось, с интересом, и доброжелательно – кого только он тут не видел, дескать, и ничего…

Её браслет в руках старика тоже казался красивым металлическим кружевом, и она даже успела полюбоваться им на своем запястье несколько мгновений, и даже мысль мелькнула – а вот бы не снимать эту красоту, Данир пошутил про боль и тату, что ли? И зачем?..

Боль нахлынула, Катя не удержалась от изумлённого возгласа. Данир держал крепко, ещё и придерживал другой рукой её локоть – лишь поэтому она не постаралась сбросить с руки этот ужас! Руку жгло так, словно Катя сунула её в горячую печь! Она глубоко задышала, слёзы сами полились из глаз, и унять их было невозможно.