Они встретились взглядами. Эта кошка… нет, эта женщина, конечно, была рыжая, тёплая, как солнышко, умная и проницательная, хотелось протянуть к ней руки и тронуть рыжие завитки возле её щёк, хотелось греться под её взглядом. Такую не помнить? Странно. Данир в юности был слепой?

– Нет дамм – что это значит?

– Дамма – заклятье, которое так или иначе ограничивает, – сразу пояснила жрица. – Или к чему-то принуждает. Проклятье – тоже дамма. Дамма может быть и добровольной, тогда её, конечно, не считают проклятьем. Но суть та же, имея любую дамму, можно потерять положение и титул, не получить какую-то должность, расторгнуть помолвку, даже разбить договор – но это не всегда.

– Как интересно. Спасибо, – сказала Катя. – Не очень понятно, но я, наверное, потом разберусь.

– Это просто, айя, – глаза рыжей странно блеснули, – если айт Данир позволит привести пример. Его проклятье – это и есть недобровольная дамма. Он вынужден оборачиваться дважды в сутки, на рассвете и на закате. Он не может этого избежать, даже если на нём есть раны от магического оружия, которые, как известно, не залечиваются семейной волчьей магией и причиняют боль. Обычно волки, нанеся себе такую рану, половину луны избегают оборота, но айт Данир не имеет такой возможности. Из-за этой даммы почитаемый нами айт Гархар Саверин потерял право на корону Веллекалена. Потому что есть закон пятисотлетней давности: если на сыне проклятье, отец не может наследовать корону. При этом, как ни странно, сам айт Данир может сразиться за серебряный венец для себя – это закон не воспрещает, и такие случаи были, и не раз. В каждой стране есть свои странные законы, айя Катерина.

– Ну хватит, Арика, – Данир усмехнулся, – ты хорошо объяснила моей жене, что такое недобровольная дамма. И очаровала её вдобавок. Но после храма она не будет такой податливой на ваши кошачьи уловки.

– Я не старалась! – жрица ответила быстрой и несомненно довольной улыбкой. – Это моя натура, айт. У вас она своя, у меня своя. Вы уже отдохнули и можете зачерпнуть из источника? Позвольте проводить…

– Пусть к айе Катерине никто не приближается, – сказал Данир, вставая. – Пойдём, кошка.

– Как скажете, айт.

Арика пропустила Данира вперед. Вообще, он неплохо ориентировался в этом женском храме, к тому же «кошачьем», куда не заходят волки и куда их поначалу не хотели пускать. Это потому, что все храмы одинаковы?..

А Катя осталась одна на диване – молоденькая жрица заглянула в комнату и тут же скрылась. Больше никто не приходил, как и попросил Данир.

Нет, он не просил. Он приказал.

Она допила свой чай и пожалела, что нет ещё – в горле пересохло. Её охватило смятение. И немножко страх – вот да, и это тоже.

Волки, кошки, ещё какая-то живность… и люди где-то между ними. Совсем, совсем другой мир. Его жителями управляют их звериные инстинкты в неменьшей степени, чем разум. И ей никогда их всех не понять.

Хотя, хотелось бы ошибаться.

Данир вернулся довольный, улыбался, глаза блестели. Протянул Кате руки, помогая встать:

– Пойдём, моя.

Арика и ещё несколько жриц проводили их за ворота, молча. Данир кивнул женщинам на прощание. Они низко поклонились.

– До свидания, – сказала Катя. – Спасибо за помощь. Я надеюсь, что с девочкой всё будет хорошо. Мне хотелось бы узнать, как её зовут.

Поблагодарить, попрощаться – это вежливо, всего лишь.

– Вы это узнаете, айя Катерина, – пообещала рыжая. – Пусть ваш путь будет легким. Если в Харрое вас застанет дождь, приходите под мою крышу.

Вот тут Катя подумала, что ослышалась. Она застыла, уставившись на жрицу. Харрой?..