Микела прыскает в кулак. Ректор бросает на нас грозный взгляд и недовольно кривит губы. Опускаю глаза. Разговор приходится отложить.

Остаток урока я сижу словно на иголках. С трудом дожидаюсь его окончания и вылетаю из класса, наспех покидав в портфель свои вещи.

Обедаем снова в шумной столовой. Мы порядком проголодались и обе выбираем аппетитное дымящееся рагу. Мясные кусочки в соусе просто тают во рту, картофель приятно рассыпается на языке без малейших усилий.

Микела оглядывается по сторонам и наклоняется ко мне через стол:

— Кстати говоря, я навела справки о том красавчике.

— О каком из них? — я давно перестала отслеживать постоянно сменяющиеся увлечения подруги.

— Ну, о том, из коридора, помнишь? Ну, высокий блондин с голубыми глазами, с перстнем, ну?

— Ммм, — мычу неопределённо, уткнувшись в тарелку, но Микелу это ничуть не смущает.

— Так вот, его зовут Сетмит Крисп, учится на четвёртом курсе, и тадаам! — подруга наклоняется ещё ближе и выдаёт с благоговейным придыханием. — Он троюродный племянник императора!

— Нам-то что? — равнодушно пожимаю плечами.

— Ты не понимаешь, — закатывает глаза Микела и хочет что-то добавить, но в этот момент за наш стол опускается Гауф.

Парень поправляет шейный платок, вооружается вилкой и ножом и принимается за огромную котлету.

— Ну, как дела? — подозрительно смотрит на меня, затем на Микелу. — Опять сплетни о парнях?

Микела оскорблённо поджимает губы, я решаю перевести разговор на другую тему, пока они опять не поцапались.

— Дела не очень, — честно признаюсь другу. — Ректор влепил мне пятьдесят штрафных баллов.

На этих словах Гауф закашливается и хватается за горло. Я протягиваю ему жестяную кружку с настоем шиповника. Считается, что этот напиток восстанавливает силы и помогает лучше думать. Здесь в Академии только его и пьют.

— Как ректор? Сам ректор? Сколько-сколько? — хрипит раскрасневшийся от кашля Гауф, вытирая вспотевший лоб и заодно и рот шейным платком и выпучивая на меня глаза.

— Пятьдесят, — шепчу с опаской. — А что, это очень много?

— Наберёшь сто за неделю — тебя отчислят! — выдаёт Гауф.

— Что? — рагу остывает на столе, я просто забываю о нём. — Но что же мне делать?

— Быть заинькой-паинькой всю неделю! В воскресенье вечером штрафные баллы сгорят, и отсчёт начнётся заново!

— А если у меня не получится? Если я наберу больше? — шепчу, с ужасом всматриваясь в круглое лицо друга. — Неужели, нельзя что-то придумать?

— Да как вообще можно их набрать? За плохой ответ даётся от пяти до десяти за раз! Это что, надо вообще не учиться? Таких балбесов отчисляют, потому что зачем им Академия?

— И часто такое бывает? — закусываю губу и задумчиво поглаживаю подушечками пальцев прохладную ручку жестяной кружки.

Гауф задумывается и морщит лоб:

— Ну, в прошлом году двоих отчислили, да. А в позапрошлом, вроде бы, одну девчонку. Правда, там потом выяснилось, что она была беременна, может, ещё и из-за этого.

— Она может выбрать красный угол, — говорит Микела, ковыряясь в тарелке с рагу.

— Ха! — хрипло каркает Гауф, брызгая прямо на стол кусочками перловки. — Простите, — бормочет, вытирая за собой салфеткой, затем поворачивается к Микеле. — Не смеши меня! Никто не выбирает красный угол! Ты или сваливаешь из Академии, если она тебе не сдалась, или нормально учишься, третьего не дано. Кому охота позориться?

— Тому, кто хочет остаться здесь любой ценой, — отвечает Микела, бросая на меня быстрый серьёзный взгляд. — Расслабься, Ли. Не слушай его. Есть и другой выход, не только отчисление.

— Ну да, конечно, — хмыкает Гауф и откидывается на спинку стула, мотает головой, снисходительно глядя на Микелу. — Только телесные наказания не применяются уже лет двадцать как.