Щёки вспыхивают, резко вскидываю голову. Глаза в глаза. Говорит такое, ещё и при всех?! И у меня вдруг вырывается:

— У вас нет доказательств, что я списала, потому что я этого не делала! А раз так, то и не смейте обвинять меня в подобном! Я всё сдала честно! Но я не обязана помнить всё!

Задираю подбородок и вцепляюсь в край парты так, что белеют костяшки пальцев. Если в кабинете и до этого было тихо, то сейчас повисает тишина как в склепе.

Микела смотрит на меня глазами, полными ужаса. Остальные, наоборот, отворачиваются и утыкаются лицами в столешницы, в свои руки — куда угодно, лишь бы не смотреть на меня. Словно не хотят иметь ничего общего со мной и моими словами.

Ректор замирает на месте и опасно прищуривается:

— То есть, понятие грани вы просто не помните? Что ж, давайте попробуем ещё раз. Назовите базовую классификацию теней? — четверть кабинета поднимает руки. — Семь правил нахождения за гранью? Дату открытия грани? Имя магистра, её открывшего? Пять главных артефактов для тёмных? Пять главных защитных артефактов ОТ тёмных?

Теперь уже половина класса сидит с поднятыми руками. Я молчу. Что-то частично всплывает в памяти, но начни я отвечать — лишь дам ему повод сильнее поиздеваться. Ну уж нет. Не дам. Буду молчать! Пусть думает, что хочет!

Упрямо поджимаю губы и принимаюсь смотреть поверх его головы, куда-то в сторону классной доски. Ректор усмехается и скрещивает руки на груди:

— Не знаете. Что ж, леди Клири, плохо, весьма плохо, — он начинает приближаться ко мне.

Я шумно вздыхаю и замираю. Что происходит? Зачем он так близко? Что он хочет сделать со мной? Расширенными глазами смотрю на серый шёлковый шейный платок, повязанный вокруг его горла идеальным узлом, на тонкую серую прострочку на отворотах камзола.

Он шагает ещё ближе, теперь между нами всего четверть шага. Если подниму руку, смогу коснуться его широкой груди. Ноздри окутывает терпко-пряный запах сандала, как тогда, в книжном магазине. Ректор делает движение рукой, я с трудом подавляю желание шарахнуться назад, но остаюсь на месте.

Но он лишь касается ладонью моего комментариуса, затем смотрит на меня сверху вниз равнодушно, и чеканит ледяным голосом:

— Десять штрафных баллов за ответ. И сорок штрафных баллов за дерзость, леди Клири, — класс дружно ахает. Похоже, это много. — Осторожнее, леди. Кажется, учёба в Академии Стихий вам не по силам.

Мой комментариус вспыхивает тусклым зелёным свечением и гаснет. Ректор резко разворачивается и направляется к столу. На меня он больше не обращает внимания, приступает к опросу других адептов. Мои ноги подкашиваются и я буквально падаю обратно на стул.

Боковым зрением замечаю злорадный оскал жёлтых неровных зубов Каллы Поркес. Затем та шепчет беззвучно одними губами, но я отчётливо разбираю: «Пойдёшь в красный угол, тупица».

— Что ещё за красный угол? — шепчу Микеле.

Подруга кивает назад. Оборачиваюсь и впервые замечаю, что дальний левый угол кабинета обклеен красной тканью, или обоями, чем именно — не разобрать издалека.

— И что в нём такого страшного? — шепчу в ответ.

Подруга делает большие глаза и с опаской косится на ректора, который сейчас как раз беседует с шепелявым Патриком, местным всезнайкой с первой парты ряда у двери.

Соблазн поболтать для Микелы слишком велик. Поэтому спустя секунду она что-то рисует на краешке пергамента и протягивает мне.

Я хмурюсь, силясь разобрать её художества. Да уж, кому-то точно не светит Академия Искусств. На пергаменте наскрябаны какие-то кривые палки.

— Это что? Веник? — шепчу ей, пихая в бок под партой. — Меня заставят убираться в кабинете?