Сколько я себя помнила, Ханна всегда была рядом. Она играла со мной, гуляла, купала, кормила и укладывала спать. Ей приходилось разгребать последствия моих безумных идей и неуемного любопытства. Ханна заботилась обо мне и лечила ссадины после неудачных выходок. Мама и бабушка всегда были слишком заняты для возни с детьми. Они требовали идеального поведения, которым я в принципе не могла похвастаться. Уж слишком много кипучей энергии хранила внутри. Ханна понимала меня, как никто другой.

Она же занималась и с Анабель, но такого взаимопонимания, как со мной, между ними никогда не возникало. Уж не знаю, почему, но сестра вела себя с няней отвратительно. Вечно ныла, капризничала и требовала внимания, будто у Ханны других дел нет, кроме как ее хотелки удовлетворять.

Когда мне исполнилось десять, а источник так и не дал о себе знать, Ханна стала той, кто от меня не отвернулся. Она по-прежнему оставалась рядом и поддерживала, хотя нашей с Анабель няней уже не являлась. Мама наняла для меня учителей и распорядилась, чтобы я усиленно занималась науками. Она рассчитывала, что я знаниями компенсирую недостаток силы, а для сестры нашла гувернантку. Ханна отправилась во флигель для слуг, ее распределили на кухню, но несмотря на тяжелые обязанности и усталость, она всегда находила время увидеться со мной и побаловать меня сладостями.

Признаться, я очень и очень неправильная будущая ведьма. У меня есть непростительная слабость – я люблю сладкое. Только никому ни слова! Меня поднимут на смех, если узнают. Ведь ведьмы обожают горькие травяные отвары и специфические лакомства. Это я сейчас о Ведьминском счастье говорю, если вы еще не догадались. Легендарные леденцы из болотной тины и карамели внушают мне священный ужас. Как такое вообще можно есть? Мне не понять. Зато мама, бабушка и сестрица готовы за них душу продать.

Только рецепт леденцов бережно охраняют те кондитеры, что впервые их приготовили. Эта соленая гадость стоит столько, что даже наша семья не готова платить за лакомство такие деньги на регулярной основе. Хвала Всемилостивой Ихаре, леденцы у нас на столе появляются только по праздникам. И тогда я жую положенный мне кусочек с таким видом, будто готова умереть от счастья, но саму чуть не выворачивает наизнанку от отвращения. А что делать? Не рассказывать же всем, что я обожаю таящие во рту пирожные с заварным кремом. Такого позора моя родительница может и не пережить.

Только Ханна меня понимает. Она время от времени приносит мне обожаемые сладости из одной столичной кондитерской, и тогда я готова плясать от радости.

– Нянюшка, – тихонько позвала я и тронула Ханну за плечо.

Она вздрогнула и тут же уставилась на меня воспаленными мутными глазами.

– Прости, не хотела тебя напугать. Как ты? Устала? Хочешь, сварю для тебя укрепляющий отвар?

Бледное лицо озарила добрая открытая улыбка.

– Ну что ты, милая! Не стоит из-за меня беспокоиться, – отмахнулась она и бережно сжала мою руку сухими прохладными пальцами. – Лучше расскажи, как ты? Я слышала про академию. Изида приказала мне подписать бумаги. Я все сделала.

– Уже?! – ахнула я и бросилась к няне на шею. – Потрясающе! Анабель не соврала.

Я сжала Ханну в объятиях, но она не ответила мне тем же. Няня отстранилась и с тревогой заглянула мне в глаза.

– Анабель? А она здесь при чем? Ну-ка, рассказывай, как так вышло, что Изида дала добро на поступление.

Я потупилась и быстренько изложила разговор с мамой без лишних подробностей. Но Ханна всегда видела меня насквозь, вот и теперь она и не подумала обрадоваться внезапно свалившейся на меня удаче.