В тот злополучный вечер Осинский перестал быть похожим на себя, потому что в дополнение к проблемам с рекламной кампанией клиента обнаружил торчащую из мусоропровода бумажную трубу — ну да, это были мои учебные художества на ватмане, которые занимали на шкафу много места, а в то утро просто упали мне на голову…

Вечером пришлось хвататься за голову еще раз. Осинский понял, что дал маху перед тещей и решил со мной это просто не обсуждать. Вечер и ночь прошли в гробовой тишине, а на следующей день я получила от него сообщение, что завтра он летит в Иркутск. У меня не хватило мужества напечатать вопрос: почему?

Я опустилась на пол и разревелась. Благо была не дома, а в офисе — и одна. Мне вдруг до безумия страшно стало остаться одной, без Осинского. Оказаться брошенной во второй раз казалось выше моих сил…

Да, я не такая, какой виделась Аркашке до беременности. Но я такая, какая и была до нее, до него. Он слышал от меня не раз и не два, что рисовать цветочки могли позволить себе только великие княжны, а невеликая я может выжить только продавая живые цветочки. Неужели он тогда поставил себе целью дать мне возможность творить? Поставил, не спросив меня, а нужно оно мне, это творчество. Или я не творец, а простой мастеровой. Но нельзя же из-за кисточек рушить семью?

— Мама, ты что-то сказала моему мужу? — почти что проревела я в трубку, не в силах назвать его ни по имени, ни по фамилии.

Мать должна понять, что он не просто мужчина в моей жизни, а мой муж — в горе и в радости. Нельзя лезть в чужую семью, нельзя. Даже если у тебя благие намерения.

— Я с ним не говорила, — ответила она тихо и, как мне показалось, зло. — Что у тебя с голосом?

Сказать, что ревела? Нет! Спасибо!

— Мешала грунт для кактусов, — даже и соврала я. — В каждом офисе у каждого ПК должен стоять в новом году кактусодышащий дракончик, — можно сказать, рассмеялась я. — Я тебе такой тоже подарю и твоему Эдику. Как тебе идея?

— Подарка для Эдика?

— Мам, ну ты поняла… Таин папа отлил нам кучу дракончиков, Тая их расписала, я сейчас заполняю их кактусами. Вообще я решила разводить суккуленты: они самое то в украшении офисных помещений. Зиро мантанэнс. Я договорюсь с Таиным папой и его напарником — они будут отливать по моим эскизам горшочки… Мама, ты меня слушаешь? — спросила, когда она ни разу так и не угукнула в ответ.

— Ты из-за горшков звонила? — ответила мать еще грубее.

— Аркашка решил поехать в Иркутск.

— Надолго или навсегда? — в голос матери не добавилось нежности.

Я по-прежнему сидела на полу и уже полностью распрямила провод стационарного телефона. Оставила его только потому, что аппарат был с диском. Кнопочные с антеннками-шоколадками быстро приелись.

— Ты тоже так подумала? — сглатывала я набежавшие горькие слюни.

— Невелика потеря, Лаура.

— Мама, что тебе в Осинском так не нравится?

— То, что ты его не любишь.

Я зажмурилась, почувствовав слезы задолго до ее последней фразы: они навернулись сразу, как я сообразила, что у нас с ней мысли сходятся. Не как у дураков, а как у двух умных женщин.

— Ты не любишь Эдика и что?

— Мне и лет-то… И я родила ребенка от любимого мужчины. А ты?

— И я тоже… — не врала я, пусть мать этого и не знала.

— Ты в это веришь? Я же видела твои глаза тогда и сейчас… Я, конечно, сначала обрадовалась, что ты сумела уйти от своего, но сейчас… Мне кажется, если бы не общий ребенок, вы бы давно разбежались.

— Мам, это не так…

— Дай бог… Лаура, пусть едет, — добавила после паузы, и у меня от звука ее голоса вспотело ухо, или я слишком сильно вжалась в кружок трубки. — Это даже не для него. Для тебя. Финансово ты от него не зависишь. Морально… Я не знаю… Вот и проверишь, насколько он тебе нужен.