― Сейчас я могла быть рядом. Ты мог бы обнимать меня, целовать.

― Нет, милая. Я натворил кое-что непростительное. Я… ― Максим со свистом втягивает воздух, неподъемный груз вины вынуждает его устремить взгляд вниз. ― Ты и так знаешь, во что я ввязался. Мой брат… все рассказал?

Мне требуется несколько секунд, чтобы издать шепотом короткое:

― Да.

Макс смотрит на меня из-под насупленных бровей, выражая непреклонность своих суждений.

― Я поступил правильно.

― Нет, ты ошибся, Максим! Мы же должны вместе справляться с бедами, разве нет? Ты и я, милый. Ты и я, ― не выдержав, я роняю слезу. ― Ты отказался от нашего «вместе в горе и в радости».

Максим кивает, сжимая челюсти.

― Ты должна меня ненавидеть. Я заслуживаю самых злостных проклятий, ведь бросил тебя в день нашей свадьбы. Мне жаль, котеночек. Не нужно из-за меня плакать.

― А я плачу! ― вскрикиваю отчаянно, рывком поднимаюсь с мягкого кресла и передвигаюсь на ватных ногах в сторону. Обхожу громадный письменный стол из эбенового дерева, плетусь к размещенным вдоль стен стеллажам с книгами. Не смотрю перед собой, игнорируя возможные препятствия, и плевать, если упаду, расшибу колени. ― Потому что мне не все равно. Я злюсь на тебя! Я люблю тебя! Я ужасно скучаю! ― закрываю лицо ладонью и даю себе немного времени, чтобы выпустить рыдания наружу. Куда же подевалась моя храбрость, которую я по крупицам собирала изо дня в день, чтобы одним резким движением обрубить нить, связывающую нас? ― Я не хочу быть фальшивой женой для незнакомца. Мне больно, очень больно от мысли, что ты допускаешь это и не делаешь ничего для того, чтобы вернуться ко мне.

― Неправда, Ксюня. Не говори так, ― взахлеб оправдывается Золотовский-младший. ― Я вернусь к тебе. Слышишь? ― Максим подносит телефон ближе к своему встревоженному лицу. ―  Я клянусь тебе, малышка. Все закончится, и надеюсь, что это произойдет очень скоро...

― Год, два, три? ― ядовито смеясь, прикидываю я. ― Сколько мне ждать? Сколько нужно изображать отношения с другим мужчиной?

― Я… не знаю. Но в одном я уверен безоговорочно: Артем тебя не обидит, ― медленно цедя, заверяет Максим. ― Он единственный, кому я доверю твою защиту.

― Не боишься, что эта ложь выйдет из-под контроля?

Макс нервно сглатывает, приподнимает уголок напряженного рта в беглой, крошечной ухмылке, предчувствуя от меня подвох.

― О чем ты, радость моя?

― О том, что я и Артем в один чудесный день проснемся с мыслью, что полюбили друг друга. О том, что однажды нас перестанет устраивать фиктивность, и мы захотим большего.

Его лицо становится застывшей маской ― трагическим воплощением оцепенелого отчаяния.

― Ты шутишь, Ксюша? ― Макс проводит ладонью по лицу, с яростным отрицанием мотая головой в ответ на мою провокацию. ― Прошу, скажи, что ты говоришь не всерьез.

Я издаю громкий, судорожный вдох. Прислоняюсь к стене и медленно сползаю по ней вниз.

― А похоже, что я в том настроении, чтобы веселиться, разбрасываясь шутками? Максим, ты предпочел ложь тому, чтобы открыто обо всем со мной поговорить. Не спросив меня, посчитал, будто вправе решать МОЮ судьбу. Это неправильно. Я была твоей девушкой, твоей возлюбленной ― не вещью.

― Ты и есть моя возлюбленная, ― взвинчено поправляет Макс.

Я прикусываю губу. Сама не заметила, как так вышло, что я выразилась в прошедшем времени.

― Мне пришлось действовать быстро. Думаешь, я бы подписался на ваш с ним гребаный фальшивый брак, если бы знал, как поступить иначе? ― рычит он, стискивая зубы с такой силой, что через динамик слышен их скрежет. ― Я тут с ума схожу от незнания, что происходит с тобой. Артем редко звонит. Я понимаю, ведь так надо. Но еще реже он говорит о тебе.