Артем подарил мне обручальное кольцо. Оно невероятно раздражает кожу, хоть от красоты ювелирного изделия сложно по доброй воле оторвать восхищенный взор. Фотограф даже сделал несколько отдельных снимков украшения крупным планом.
Я то и дело дотрагиваюсь до колечка пальцами, мечтая снять.
Нельзя…
― Не возражаете, если мы на сегодня закончим? ― я поднимаюсь с плетеного кресла, прикасаясь ладонью ко лбу, чтобы отгородиться от попадания палящих солнечных лучей в глаза. Июньский зной завладел территорией просторного патио, вытеснив дообеденную прохладу.
― Конечно, ― вежливо соглашается организаторша, начиная собирать свои наброски со стола.
Мне напекло голову, и в целом безжалостная жара утомила, так что вряд ли наша натянутая встреча может рассчитывать на сносное продолжение. Я ощущаю, как горячий, безветренный воздух наполняется едкой концентрацией недоговоренности с ее стороны. Дарья действует с давящей на нервы неторопливостью, словно рассчитывает на то, что я передумаю, и мы вернемся к занятию ерундой.
Мероприятие состоится в середине следующей недели, и я могу войти в затруднительное положение этой женщины. Сроки фантастически короткие, а на руках она имеет мизерную базу информации, с которой ей предстоит работать. Из меня почти невозможно что-либо вытянуть, я не предлагаю идеи, ни с чем не соглашаюсь и не порицаю. Проявляю тотальное безразличие. Просто я существую в кошмаре наяву, и при всем уважении к чужому труду я не способна пересилить отторжение и гнев. Я просыпаюсь с этими чувствами, и они же не дают мне уснуть. Без двух таблеток снотворного на ночь больше не получается обходиться.
Меня злит, что я не могу связаться с Максом и поговорить с ним, высказать ему все, что на душе накипело. Мне важно, чтобы он меня услышал! Важно послушать его. Нам необходимо все разрешить между собой. Однако его старший брат против, и как бы слезно ни просила, его категоричное «Нет» продолжает резать слух. «Этонебезопасно. Не сейчас» ― твердит Артем.
Мы видимся исключительно во время поездок на автомобиле от особняка, где остались наши близкие, к его дому и в обратном направлении. Я боюсь спрашивать себя о том, что будет дальше. Нам придется жить под одной крышей? Смогу ли я вернуться в Москву и завершить учебу? Если этот вариант исключен, то как долго я буду вынуждена прятаться от людей, желающих навредить?
Я провожаю Дарью за ворота, ее ждет такси. Напоследок она аккуратно намекает: пора бы заняться гостями ― составить список и определиться с дизайном пригласительных открыток. Я в шаге от того, чтобы не разразиться истеричным смехом женщине в лицо. Так и подрывает ответить чем-нибудь дурацким и саркастичным в духе: «Вопрос о фальшивых гостях лучше обсудить с моим фальшивым женихом».
Черная шутка таки отпечатывается на моем лице в виде улыбки, однако о причине ее возникновения Дарья даже не подозревает. Она интерпретирует мое изменившееся выражение по-своему. Оглядывается на звук приближающихся в нашу сторону шагов и делает поразительно неверный вывод:
― Похоже, вы очень влюблены. Расцветаете прямо на глазах! ― с чего-то вдруг наклоняется ко мне и щебечет по-дружески, будто раскрывает великую тайну.
Она уверена, что моя улыбка посвящена Артему, подогнавшему авто к двухэтажному дому.
― До завтра, Дарья, ― прощаюсь я с ней деликатным тоном, и все же получается, что обрываю наш диалог на неприятельской ноте.
Не надеется же, что я разоткровенничаюсь? Даже если бы хотела, это будет считаться нарушением пункта в брачном контракте.