Вид, откровенно говоря, восхищает.

На наглом лице полное непослушание и детский восторг от того, что она творит.

Дура дурой!..

Организм напоминает, что ничто мужское мне не чуждо. Тест на импотенцию пройден за тринадцать секунд, в штанах становится некомфортно, одновременно хочется отлить и трахаться.

Сходил в туалет, твою мать.

Спрятав телефон в карман брюк, снимаю махровый халат с крючка и приближаюсь к девчонке. Закутываю от греха подальше.

Я сам сейчас грех.

— Сходи, переоденься, — говорю, заглядывая в темнеющие глаза. Вроде трезвая. — Так не выходи.

— Я вам совсем-совсем не нравлюсь? — она доверчиво на меня смотрит и впивается пальцами в ладони.

— Ты… милая.

— Милая? — возмущенно морщится.

— Красавица, — сдавленно смеюсь, затягивая потуже пояс халата. — Но тебе лучше продолжить изучать этот мир со сверстниками, Эмилия. И еще раз с днем рождения.

— А… ок, — она сумасбродно кивает и пытается меня оттолкнуть. — Я все поняла. Будем изучать.

Психует.

Отхожу в сторону и жду, когда она хлопнет дверью.

— Истеричка маленькая, — ворчу под нос.

После того как возвращаюсь на террасу, решаю, что пора уезжать.

К черту.

Да и темнеет…

— Лунев позвонил. Они сегодня в полях, я тоже поеду.

— А… ну давай, Ренат Булатович. Спасибо, что заглянул. Приятно было…

— Взаимно, — забираю со столика ключи. — Осторожнее с сибирячками, Давид. Они суровее, чем кажутся…

Смеется.

Прощаемся.

Я направляюсь к калитке, игнорируя музыку, доносящуюся из беседки, а оказавшись за территорией, слышу несколько мужских голосов. Неподалеку от машины.

19. Глава 17. Эмилия

Придерживая полы халата, взмываю по лестнице. В свою комнату, где хоть ненадолго смогу побыть одна. Сердце бьется как ненормальное.

Просто не могу поверить, что позволила себе такое поведение. Но тут же нахожу оправдание.

Все просто.

Чисто инстинктивно мне хочется, чтобы Ренат увидел во мне женщину, а не маленькую неопытную девочку. Ведь такая — забитая, раненая мышка с большими глазами — ему точно не зашла. Он даже на мой поцелуй не ответил.

Снимаю с вешалки еще одно приготовленное для сегодняшнего вечера платье — шелковое, кремового цвета, тоже максимально короткое, на тонких бретельках и с открытой примерно до середины спиной.

Меняю босоножки на высокие лодочки и решаю сменить прическу. Убираю шпильки и распускаю хвост. Все неровные пряди вытягиваю утюжком, губы подкрашиваю карандашом оттенка пыльной розы.

Несусь вниз и замираю перед выходом.

Когда вижу, что заветное кресло на веранде опустело, страшно раздражаюсь.

— Аскеров уже уехал, пап?..

— А тебе какое дело? — прищуривается.

Сегодня день моего девятнадцатилетия, а я, вместо того чтобы пить игристое с друзьями, нервничаю и весь вечер выискиваю взглядом всегда серьезного друга отца. Они, вообще, похожи. Оба умные, волевые, сдержанные. Будто на Лубянке их только этому и учат: отключать сердце и не чувствовать ничего.

— Не вздумай опозорить меня, Эмилия. Удавлю. Своими руками удавлю. Я таких дурочек, как ты, у Рената столько видел, пальцев пересчитать не хватит. Сначала слюни пускают, потом слезы льют. Результат всегда один.

Моя жизнь камнем летит ко дну, но тут же, отталкиваясь от него, расцветает новыми сочными красками. Все еще задыхаясь от неосознанной ревности, читаю уведомление.

Каждое слово от Рената разжигает огонь в груди все сильнее.

«Хочу пригласить тебя на ужин, Эмилия. Сейчас».

Сбегаю по лестнице и направляюсь к беседке.

В сердце горят и обжигают сразу все составляющие: злость за «дурочек, которых пальцев пересчитать не хватит», какое-то странное предвкушение, покалывающее низ живота, стыд и страх перед отцом.