— Ты ведь знаешь наши порядки, Ренат. Сейчас сказали до осени, но разработчики жалуются: Минобороны не могут обеспечить их всем необходимым. По химсоставу нового оружия мы уже приблизились к корейцам, но аппарату управления и этого мало. Они хотят поиметь весь мир, поэтому, думаю, все затянется минимум до весны.

— Понял. И как там?.. Жить можно?

— Служба есть служба. Работа ведется в старых советских бункерах, построенных еще в тридцатых годах. Связи с миром там нет. В пересменку попроще. Городок небольшой, есть чем заняться. Да и сибирячки красивые, заразы.

Я закатываю глаза, не собираясь это слушать. Ничего омерзительнее, чем занимающийся сексом с сибирячками отец, и придумать нельзя.

Напялив туфли, ровной походкой проплываю мимо террасы.

— За гостями своими следи! — грубовато кричит отец.

Останавливаюсь.

— Чтобы никаких инцидентов.

— Ла-адно, — тяну, кружась на месте и замечая на себе тяжелый взгляд серых глаз.

Аскеров прищуривается и поигрывает челюстью. На расстоянии делает так, что мое тело будто кипятком обдает. В груди тесно, и проблема не в узком топе…

Я никогда не общалась со взрослыми мужчинами, но чисто инстинктивно быстро принимаю решение.

Зайдя в беседку, хватаю свой бокал и жадно пью шампанское, а потом упрямо тяну за руку Семена.

— Эмми, ты че творишь?.. — ржет он, поднимаясь с мягкого дивана.

— Черепанов. Заткнись и потанцуй со мной…

18. Глава 16. Ренат

20:55. Дача Литвиновых, Подмосковье.

«Знание — сила». Эта выдержка из «Левиафана» Гоббса, опубликованного еще в середине семнадцатого века, прекрасно объясняет, почему работа нашего Управления имеет особый, сакральный смысл и приоритетный статус.

По своей сути, разведка — всего лишь средство получения информации. Если быть точнее, информации секретной, той, которую сильные мира сего скрывают от посторонних ушей и глаз.

И коли уж, с одной стороны, хорошему чекисту требуется великолепная память, то с другой — ему просто необходимо обладать навыком стирания той самой информации. Даже из головы. Ведь от этого в прямом смысле зависят человеческие жизни. И коллег, и всех сопричастных.

Увы, знание — порой такая сила, которая убивает.

Давиду Литвинову после ряда нештатных ситуаций я искренне доверяю, но уверен, так же как и он, стараюсь фильтровать свою речь, чтобы не навредить ненужной информацией.

— Сигару? — предлагает он.

— Нет, спасибо, — качаю головой, наконец-то расслабляясь в кресле.

Свежий подмосковный воздух разжижает кровь, делает ее горячее.

Виски снова с самого утра страшно выкручивает, а мир опять был безнадежно серым и это… пиздец.

Пиздец, никогда меня не покидающий.

— Не закурил?

— И даже не планирую, — усмехаюсь.

— Здоровье бережешь?

— Нет. Не вижу никакого смысла его беречь…

— Это почему вдруг? — Давид тянется за пепельницей.

С интересом на меня посматривает.

Сибирь будто бы оживила его до блеска в глазах. А может, всему виной алкоголь?..

— Почему офицер советской разведки не собирается следить за своим здоровьем? — иронизирует.

— Здесь все просто. Моя жизнь — служба, а служба — моя жизнь. Если эти нитки оборвутся, то вместе. Неразрывная конструкция. Думаю, вряд ли я умру от рака легких, скорее всего, это будет вражеская пуля или минное поле. В худшем случае — плен. Но ты наши инструкции знаешь…

— Не в первый раз от тебя это слышу. Мне жаль, Ренат, — становится задумчивым.

— Не выношу запаха табака, но тебя уважаю, Давид. Поэтому терплю, но ворчу, как старая, сварливая жена! — отшучиваюсь и тяну другу руку.

Литвинов отвечает на рукопожатие и, откинувшись на спинку кресла, молча курит.