В первые дни начавшегося между ними телефонного общения она никак не соглашалась сыграть ему своё сочинение. Но всё-таки тактичность и сердечность, которую проявлял Джеймс в разговоре с ней, разрушили воздвигнутые её страхами неприступные баррикады.

Произошло это следующим образом. Как-то раз Кэти, решив немного отдохнуть от игры на рояле, позвонила Джеймсу. А он, узнав, что его возлюбленная в данный момент сидит за инструментом, проявил любопытство и захотел послушать сочинённую ею музыку.

— Мне уже не терпится послушать то, что ты написала! — просил он. — Если твоя пьеса так же красива, как и ты, я буду слушать её в моменты, когда меня покинет вдохновение.

— Я очень стесняюсь, — не соглашалась она. — У тебя такой поразительный талант! А вдруг тебе не понравится?

— Не говори глупости! Мне обязательно понравится всё, что создано тобой. К тому же ты сама очень хотела дать мне послушать свою пьесу, чтобы я решил, включим мы её в мюзикл или нет.

— Да, я очень хочу, чтобы ты услышал её, но одновременно я боюсь, что ты не поймешь её, не сможешь проникнуться ей и меня это сильно расстроит. Для меня так важно твоё мнение!

— Будь уверена, я высоко оценю твою работу. Это обязательно должно быть что-то стоящее, нисколько в этом не сомневаюсь.

— Ты не шутишь?

— Не шучу.

Собравшись с духом, девушка выпрямилась, и её пальцы, как осенние листья, неспешно падающие на холодную землю, осторожно коснулись клавиш рояля. Она закрыла глаза так же, как это делал Джеймс, когда начинал играть. В её воображении сразу всплыли туманные образы тех минут, когда они разговаривали на террасе, когда он исполнял на этом же рояле свою музыку. Она вспомнила о снах, в которых ей являлся любимый в виде блуждающей по небу планеты, покрывая её теплом и светом. Кэти сделала глубокий вдох, и он услышал протяжный звук её дыхания, показавшегося ему таким жарким и эротичным. Он тоже закрыл глаза.

Как только она почувствовала, что её любимый слушатель отвлекся от посторонних мыслей и принадлежит ей одной, она заиграла. С первых нот её мелодия показалась Джеймсу такой знакомой и родной, как будто Кэти удалось полностью передать стиль его музыки и исполнения. Казалось, лирическим языком нот она разговаривала с ним. Бесспорно, подумал он, это могло бы подойти для мюзикла — что-то первозданное слышалось в её сочинении. Первая часть композиции звучала отрывисто. Джеймс представил, как падают вселенским дождём светящиеся дымные кометы и бесследно исчезают во мраке затерянных галактических пустынь. Вторая часть композиции была медленной и передавала ощущения волнующей грусти. А третья сочетала в себе мажорные и минорные напевы и поэтому не казалась настолько элегичной, как вторая.

Когда Кэти закончила, он, не открывая глаз, задумчиво проговорил:

— Это великолепно…

— Тебе правда понравилось? — с радостью в голосе спросила она.

— Я никогда в жизни не слышал ничего, что было бы так близко мне! Как будто ты проникла вглубь меня и добыла то, что не удавалось заполучить мне самому. Ты уже написала партитуру? Я хочу взглянуть на неё.

— Ты ведь не обманываешь меня? Я так волновалась, когда играла!

В это время в зале, где играла Кэти, появились Альфред и Мэриан. Они спустились к ужину и шли мимо дочери, направляясь к террасе.

Кэти их остановила.

— Папа, мама, я только что дала послушать Джеймсу свою композицию! — воскликнула она. — Помните, я играла её вам недавно? Джеймс сказал, что она великолепна, вы представляете!

Альфред одобрительно кивнул и улыбнулся. Ему было приятно слышать, что такой профессионал, как Джимми Диккер, по достоинству оценил труды его дочери. Он подошёл ближе к ней и проговорил в трубку: