Несколько часов пролетели незаметно, и Монфор, чуть покачиваясь от выпитого вина, покинул друзей. Анри предложил отвезти того, но шевалье отказался, убедив обоих, что поймает извозчика. Наблюдая за удаляющимся другом, граф и епископ какое-то время молчали, потом последний повернулся к графу:

– Откуда он знает?

– Я, кажется, догадываюсь, – процедил Арман, и на скулах его заходили желваки.

– Как думаете, он поверил? – спросил епископ.

– Зная его, нет.

– Надо же, как сказал, «вы были мне как отец»... Слишком часто он об этом забывал. Вообще о том, что вы ему друг...

Но под взглядом графа де Куси он замолчал. Между ними вдруг возникло то невысказанное, о чем они никогда не говорили, но что всегда было, и всегда разделяло их. Арману стало неловко, потому что, говоря сейчас о Монфоре, друг, скорее всего, имел в виду и его самого...

АДюамель-Дюбуа будто воочию увидел себя юношей-семинаристом, и свою возлюбленную подле себя. Драгоценные минуты рядом... Им так трудно было выкроить у судьбы эти мгновения. И вот украв у жизни целый день и ночь, которые они провели вместе, любовники проснулись. Точнее проснулся он. И посмотрел на свою Бланку. Такая молодая, хрупкая… Ее смех – как шум ветра или моря, ее улыбка – как солнце, ее аромат – как весенние цветы, ее вкус – как сладкая черешня... Он должен защищать ее даже на расстоянии, беречь ее, ведь она – его жизнь. А она так строптива. Но не сейчас. Одетая в его рубаху с кружевными манжетами, спит, положив головку ему на грудь. Личико кажется почти девичьим. И вся она такая маленькая, легкая. Вот ресницы затрепетали, молодая женщина вздохнула и, открыв глаза, потянулась.

– Анри... Вы снова проснулись раньше меня.

Она села, откинув назад свои длинные волосы, и от этого движения рубашка упала с плеча, обнажив одну грудь. Молодой человек завороженно скользил взглядом по ее еще затуманенным сонным очам, по пухлым губам, изящной шейке и телу, просвечивающему сквозь светлую ткань. Она улыбнулась.

– Анри, почему вы молчите?

– Идите ко мне, Бланш, – хрипло прошептал он.

И она приникла к нему. Он прижал к себе любимую, сладко целуя ее губы, спускаясь к груди, вырывая из ее уст чувственные стоны. Как же он не хотел отпускать ее! Его Бланка...

– Мы с вами, Анри, тоже не праведную жизнь вели, – вдруг сказал Арман, отвлекая друга от воспоминаний. – Все грешат.

– Все и отвечать за это будут. Только каждый в свое время, – проговорил тихим голосом епископ, глядя в окно на опустевшую улицу.

***

Когда Лабранш, дождавшись своего командира, которого королева-мать пригласила к себе, узнал, что, несмотря на все заслуги, его очередное повышение откладывается на неопределенное время, то действительно очень расстроился. Он всегда боялся вызвать недовольство графа де Куси. А после такого отец точно будет разгневан. Он ведь возлагал на него большие надежды и был уверен, что Огюст достигнет серьезных успехов в военном деле. После блестящей победы при Лансе Лабранш был уверен в том, что очередное воинское звание у него в кармане. Казалось, что хоть здесь ему сопутствует удача…

Юноша брел по коридору дворца, ничего не видя перед собой. Все казалось нереальным, все кружилось и расплывалось какими-то нелепыми цветными пятнами. Лабранш и не заметил, как рядом кто-то стремительно прошел. Высокий мужчина в коричневом с золотым шитьем костюме. Двигался он уверенно и быстро, явно куда-то торопясь. Каблуки гулко отстукивали его шаги. Но вдруг Огюст покачнулся, чувствуя, как кружится голова, и стал оседать. Мужчина оглянулся.