«А потому что мы обещали друг о друге заботиться и в горе, и в радости, Миланка, — говорила она. — Куда теперь деваться? Зато если приготовишь ему с любовью, это обязательно подействует. Он придет и помирится».

Что самое интересное, такой метод срабатывал. Дедушка съедал все подчистую, а потом они с бабушкой мирились.

Мы с Феликсом не давали клятвы «и в горе, и в радости», но...

Малыш засыпает, сую трубку от радионяни в карман и иду на кухню. Включаю свет, достаю из холодильника продукты.

Вернись домой, я приготовлю все как ты любишь. Что ты таскаешься по помойкам как бездомный кот. Там грязно и невкусно. Возвращайся, amore mio...

— Что вы здесь делаете, Роберта? — слышу за спиной резкий голос. Андрей Платонов.

— Синьор попросил меня приготовить ему на ужин яйца Бенедикт, он их очень любит, — отвечаю, не оборачиваясь.

— Синьор уехал на всю ночь, — звучит чуть насмешливо, но я не реагирую.

Там нечего делать всю ночь. Там невкусно...

— Значит у синьора будет ранний завтрак.

— С каких пор вы выполняете функции повара, синьорина?

Поворачиваюсь. В моих руках нож, которым я нарезаю лосось на тонкие полоски.

— Чего вы боитесь, господин Платонов? Что я отравлю синьора? Вы можете проследить за процессом приготовления лично. И потом здесь везде камеры, — обвожу рукой пространство вокруг. — Дону Ди Стефано нравится, как я готовлю это блюдо. И у меня действительно вкусно получается. Хотите попробовать, синьор Андрей?

Он тушуется. Не ожидал такого резкого и решительного отпора.

— Спасибо. Я не ем так поздно, — отказывается поспешно и немного сердито. Подходит ближе, складывает руки на груди. — А почему две порции?

— Это для Донато. Он ест в любое время суток. Как и синьор.

Непроизвольно улыбаюсь, вспоминая, как радостно Донато уплетает свою порцию. Сухарь Платонов тоже кривит уголок рта, но вовремя спохватывается. Прислоняется к стенке и смотрит.

Неужели правда думает, что я хочу отравить Феликса? Или что-то заподозрил...

Нехорошее предчувствие холодит под ложечкой. Плазма готова, нам с Рафаэлем надо выбрать день и ввести препарат. Лучше это сделать в нашей клинике, а значит я должна взять выходной.

Если кровь Феликса подойдет, мне надо будет повторить свой финт с забором крови. Или что-то придумать. А если нет...

Я даже думать не хочу, что будет, если она не подойдет.

— Откуда у вас рекомендательное письмо дона Винченцо, Роберта? — спрашивает Платонов, и я вздрагиваю. Просто забыла, что он здесь стоит. Пожимаю плечами.

— Мне дал его сам дон Винченцо.

Это тот редкий случай, когда я не лгу. Правда, он не лично мне его дал, а Лоренце. У дона Винченцо оказалась феноменальная память, он вспомнил о беременной крестнице охранника капеллы Джузеппе Россини.

Я бы ни за что не допустила, чтобы Винченцо крестил Рафаэля. К счастью, Лоренца поняла это по-своему. Она нажаловалась дону, что мой малыш родился с пороком митрального клапана, и поэтому я не могу прилететь с ребенком на Сицилию. Еще она посетовала, что мне нужна работа. И тогда Винченцо выдал ей рекомендательное письмо на мое имя.

Когда я пришла на собеседование в особняк Ди Стефано, служба безопасности меня проверила. Но они проверяли только последние три года жизни в Потенце. Мою общую благонадежность гарантировало письмо дона Ди Стефано.

И я точно знаю, что попала в особняк не благодаря Винченцо. Маттео Ди Стефано — вот кого я должна благодарить за спасение своего сына.

— Я просто столько думал о вас, Роберта... У вас не только география деятельности обширная. У вас география жизни такая же, — продолжает Платонов.