— Откуда ты знаешь, какой у меня был день? — он теперь тоже смотрит в зеркало.

Внезапно упирается руками в стол по обе стороны от меня, и я замираю от того, что между моей спиной и его грудью остается пара жалких сантиметров.

— Скажи, Роберта, кем ты хотела стать в детстве?

Я вполне натурально впадаю в ступор и в замешательстве хлопаю глазами. Как и должна отреагировать тупенькая Берта.

— Прошу прощения, синьор... Что?

— Ну ты на кого-то училась? Какое-то образование у тебя есть?

Я все еще не понимаю, с чем связаны эти вопросы, но в любом случае ответить мне нечего.

Здесь Роберта подложила мне большую свинью — она не удосужилась закончить ничего абсолютно. Даже самого захудалого колледжа. Только школу.

Мне абсолютно нечем было подтвердить ни знание языков, ни свое образование. А Феликс в отражении смотрит и буравит пронизывающим взглядом.

— Я... — сглатываю, — не понимаю, зачем это нужно синьору...

— А затем, — он надвигается еще ближе, теперь между нами счет идет на миллиметры. — Ты внимательно читала договор?

— Да, синьор, — опускаю глаза, не в силах выносить этот сверлящий взгляд.

— Тебя ничего не смутило?

— Нет, синьор.

— То есть, ты согласна спать со мной и не видишь для этого ни единого препятствия?

Поднимаю глаза и вздрагиваю, сколько в нем холода и пренебрежения. Молчу, не находя в себе сил, чтобы солгать.

С тех пор, как я стала Робертой, моя жизнь полна обмана. Но я стараюсь там, где есть возможность, свести его к минимуму. И если я могу говорить правду, я ее говорю. А люди сами вкладывают в мои слова свой смысл.

— Скажи мне, как? — Феликс продолжает упираться в стол, зажимая меня в кольцо. — Как ты сможешь потом смотреть в глаза своему сыну? Он такой милый малыш. Как будешь выкручиваться? Когда ему все будут говорить, что синьор ебет его мать?

Меня передергивает.

Я понимаю, почему он задает эти вопросы. Сейчас Феликс говорит в первую очередь о себе, а не обо мне.

Но я все равно не могу не проецировать его слова на своего ребенка.

Проворачиваюсь так, чтобы не задеть Феликса под полотенцем. Но задеваю, потому что он там снова твердый.

Плохо работают твои эскортницы, милый, да? Не справляются?

— Это правда, я подписала договор, синьор Ди Стефано, — говорю, глядя ему прямо в глаза, — но я не собираюсь с вами спать.

Наши губы в каких-то нескольких сантиметрах друг от друга, но мною движет холодная решимость. И отчаяние.

Если Феликс сейчас меня вышвырнет из особняка, это будет катастрофой.

— Даже так? А если я захочу? — он смотрит исподлобья, его взгляд сейчас совершенно темный. — Ты подписала договор, я твой хозяин. Ты читала пункт? В любое время в любом месте по первому требованию синьора.

— Читала, — отвечаю, — но это ничего не значит, дон Ди Стефано. Я подписала этот договор, потому что знала, что вы меня не захотите.

Снова поворачиваюсь к зеркалу и смотрю в его глаза в отражении.

— Я не в вашем вкусе, синьор. Вы любите ярких брюнеток с длинными волосами и большой грудью. Я слишком худая для вас, еще и блондинка. Поэтому я подумала... — облизываю губу и не замечаю, как он тоже облизывает, — я подумала, что мы с вами сможем договориться.ㅤㅤㅤㅤㅤ

7. Глава 4

Феликс

Ты сначала с членом моим договорись, красивая. А то еще немного, и он сам в тебя дорогу найдет.

Сцепляю зубы до скрежета. Руками сдавливаю столешницу так, что из нее скоро потечет сукровица. А эта пипетка в фартуке голову вскинула и смотрит прямо в глаза в зеркальном отражении.

Смелая.

И главное, правду говорит. Она вообще не в моем вкусе.

Меня ничего в ней не цепляет. Но почему-то смотрю, не отрываясь, на пухлые розовые губы.