Она кокетливо поправила платье, сверкнув ярко-синей, с блестящими золотыми вставками юбкой и снова затянула знакомую мне мелодию.

Был мир совсем иным, огнём и страстью полон,

Неужто он исчез, как тень твоей любви?

И лёд в моей крови не раздробит сам Толмунд,

Девейны светлый взор не сможет исцелить.

— Матриция! — восхищенно шептала Фи, не отрывая глаз от завораживающей певицы. — Ты действительно поцелована Нарциной! Музыка, что ты сочиняешь трогает души…

— Милая Фи, — взмахнула руками певица. — Я бы хотела быть автором этих строк, но короткий этюд подарил мне заезжий бард ещё летом. Он говорил, что это отрывок из его баллады, которую он обязательно напишет.

— Маэстро Мелиронский! — вскочила я и заметалась по комнате. — Гений Тибрийский! Ну конечно!

— Нет-нет-нет, — увлёкшись образом, пропела Матриция. — Менестрель Везулийский.

— Да не важно, — отмахнулась я. — Скажи, а продолжение? Ты знаешь продолжение?

— Он его ещё не написал, — игриво пожала плечами Матриция. — Вы знакомы?

— Да, — быстро выпалила я, но потом исправилась: — Нет.

И потёрла лоб. Возможно, у меня разыгралось воображение, и я начала превращаться в мелироанскую деву с глупыми суевериями, наивными выводами и впечатлительностью, но прямо сейчас обнаружила некую связь своей жизни с песнями барда. Строчки оказались как никогда трогательными. Они отражали ровно то, что было у меня на душе… Чувство невосполнимой потери и пустоты.

Я попыталась вспомнить первую встречу с менестрелем в Нуотолинисе, но очень некстати на ум пришла Сирена Эстель, которой я теперь являлась. Ворох догадок никак не желал становится в ровный ряд, от недостатка воздуха закружилась голова. Проклятый корсет!

— Эсли, — рявкнула я очень недружелюбно. — Ослабь эту пыточную шнуровку!

Служанка напуганным кроликом метнулась ко мне, и уже через минуту я вдохнула полной грудью. Но не успела порадоваться, как в дверь снова постучали.

Захотелось кого-то хорошенько треснуть. Разбить расписные вазы, все цветочные тарелочки и на обломках баторского фарфора устроить танец пробудившегося безумия.

Но вместо этого я лично распахнула дверь, чтобы обнаружить на пороге ещё пару докучливых сестёр. Тактичность дочерей Мелиры явно была сильно переоценена, потому что в следующий миг Тильда Лорендин, обёрнутая в такую жару в палантин из горностая, без приглашения вошла в мою комнату и встала строго посередине ковра. Изящно развернулась — так, что ткань платья красиво обернулся вокруг стройных ног и победоносно улыбнулась.

Следом, обхватив небольшой инкрустированный сундучок, просеменила Хломана.

— Конечно, вы можете войти, — с едким сарказмом разрешила я и хлопнула дверью.

— Ты уже готова к приёму в твою честь, сестра? — Тильда скинула отороченную мехом накидку прямо на пол, стянула кружевные перчатки.

Хломана Дельская поставила драгоценную ношу на низкий плетёный столик и плюхнулась в кресло, отчего Матриция и Финетта прижались к стене и затравленно притихли.

— Не справляюсь без вашей помощи, — ввернула я, осматривая компанию. — Вы ведь тоже пришли поддержать меня морально?

— Ещё чего, — фыркнула Тильда. — К тому же твоё представление — только повод, удачное прикрытие для другого, гораздо более важного для Квертинда знакомства. Но сейчас не об этом, — она промокнула платочком лоб. — Я бы не стала являться сюда, не будь у меня веского повода, — она закатила глаза и заговорила с подчёркнутым выражением: — В моём лице узрите вы возмездие, и кара за грехи умерщвлет плоть.

— Ты тоже переводишь строки на какой-то непонятный язык? — по-своему расценила я высказывание Тильды.