– Возможно, я могу все-таки сделать что-то, дабы избежать подобного… э-э-эм-м-м… поощрения за неумеренное, на твой взгляд, трудолюбие, мой архонт? – Слуга, сдерживая внутреннюю дрожь, вышел из своего укрытия. – Просто скажи, что вы так настойчиво разыскиваете с асраи Алево, и я и остальные брауни приложим все силы, чтобы достать необходимое.

– Да неужели? – оскалился Грегордиан. – Можешь вернуть все, что было выброшено из покоев монны Эдны?

– Это невозможно, мой архонт, – поник Лугус. – Все вещи не подлежали восстановлению и были сожжены. Я сожалею.

– А что с бельем на моей постели с прошлой ночи?

– Большей частью оно также пришло в негодность, мой архонт, – пробормотал Лугус, медленно отступая. – И его постигла та же участь, что и вещи из покоев монны Эдны. Но осталось что-то из ее платьев, и если это поможет…

– Неси! – не сговариваясь, в два голоса приказали Грегордиан и Алево.

Но и платья оказались полнейшим разочарованием.

– Ни единого волоска! Нигде! – орал деспот, потрясая сверкающей тканью перед лицом насмерть перепуганного Лугуса. – Вот как можно быть такими отвратительно дотошными чистюлями? У вас что, во всем замке другой работы не хватает?!

– Так нужны именно волосы монны Эдны? – нашел в себе смелость спросить тот.

– Волосы, ногти, кровь – все что угодно и именно то, чего у нас нет, благодаря вашей потрясающей чистоплотности, – спокойно пояснил асраи. – Не подумай, что я виню вас в принципе, Лугус, просто обстоятельства довольно своеобразны.

Брауни задышал чаще, явно начиная нервничать еще сильнее, если такое вообще было возможно, несколько раз оглянулся на двери, словно раздумывая, не податься ли в отчаянные бега, но потом, очевидно взвесив нечто, попятился подальше от Грегордиана и решился:

– Мой архонт, могу я рассчитывать на снисхождение, если предоставлю нужное? – осторожно спросил он.

– Снисхождение? – тут же насторожился деспот.

– Снисхождение, повелитель… за то, что я сохранил нечто, не имея на это твоего позволения, – еще более неуверенно пролепетал слуга. – Хотя клянусь, мои намерения не были…

– Внятно и четко, Лугус! – грубо одернул лопочущего брауни Грегордиан. – У тебя есть нечто принадлежащее монне Эдне?

– Да, мой архонт.

– Что?

– Э… это… в общем… нечто… – продолжал мяться Лугус до тех пор, пока Грегордиан глухо и страшно не зарычал, потеряв терпение. – Когда у монны Эдны шла кровь чрева, я сохранил немного ткани с ней.

– Ты что сделал? – переспросил Алево, шокированно и брезгливо скривившись. – Ладно, не повторяйся. Но, ради всех милостей Богини, Лугус, зачем?

В отличие от асраи первой эмоцией деспота было не любопытство, а гнев.

Метнувшись к слуге, он схватил того за горло и вздернул в воздух.

– Кто-то приказал тебе сделать это? Что они хотели сотворить, имея ее кровь? Убить? Одурманить? Или отвернуть от меня? Это твоя вина, что Эдна вдруг решила сбежать, ведь так?

– Мой архонт, мне тоже чрезвычайно интересно узнать его мотивы, но боюсь, так он тебе не в состоянии будет ответить, если ты его не отпустишь, – заметил невозмутимый Алево в то время, когда глаза у брауни уже практически закатились и начались конвульсии.

– Отвечай! – приказал Грегордиан, швыряя синеющего Лугуса на пол.

– Ни в коем… ни в коем разе я не стал бы никак вредить монне Эдне, – прохрипел слуга, кашляя и растирая горло.

– Тогда зачем ты сохранил ее кровь? И не абы какую, а кровь чрева? – грохотал деспот, угрожающе нависая над ним, сидящим на полу. – Почему именно эту?

– Она нужна в чистоте. А в другие разы мне она доставалась или смешанной с кровью тех хийсов, которых ты прикончил за посягательство, или смешанная с твоей, мой архонт, после сражения с ногглами, – покорно пояснил брауни. – Это единственный раз, когда я мог быть уверен, что получу нужное без примесей.