— Выбрала карьеру, да. Она этого не понимает, как и того, что я могу выйти замуж и родить ребенка и в тридцать. Она зациклена на своей идее, и общаться с ней очень сложно. Мы как с разных планет. Мама не слушает меня, не радуется моим победам, не одобряет планы. Оказывается, сложно, когда близкие тебя не поддерживают. Понимаете? – я смотрю на него, словно очнувшись: я ведь всерьез все это время говорила. И кому? Даниле, которому на меня плевать с высокой колокольни. Но сейчас он смотрит задумчиво, немного хмурясь.

— Понимаю, Краса Андреевна, – отвечает мне, и оттого, что я не слышу привычной насмешливости, становится легче. – Но вы, кажется, и без поддержки неплохо справляетесь?

— Да, наверное… Просто хочется иногда побыть маленькой девочкой, которую мама обнимает и одобрительно гладит по голове, – я выдавливаю смущенный смешок.

— Это нормально. Но не стоит на этом зацикливаться. Знаете, я в какой-то момент понял, что пытаться угодить кому-то, получить одобрение – самое нецелесообразное занятие. На самом деле это стремление получить от кого-то любовь, а заставить себя любить – невозможно. Тебя или любят, или нет. И если нет, то хоть в лепешку расшибись, ничего не изменится. А ваша мама, я уверен, вас любит. Все остальное – просто недопонимание, вечный конфликт отцов и детей, как у Тургенева, да, Краса Андреевна?

Он улыбается, я тоже не сдерживаю улыбки, вздергивая в удивлении брови. Я совсем не ожидала от этого парня таких взрослых и мудрых рассуждений.

— Что, и Тургенева читали? – не удерживаюсь от вопроса.

— Не верится, да?

— Уже не знаю.

Соколов вздергивает бровь, разглядывая меня, и я испытываю неловкость. Отвернувшись, смотрю вперед, через несколько секунд спрашиваю:

— У вас хорошие отношения с родителями, Данила?

Он присвистывает, хмыкнув.

— Не стоит вам лезть в такие дебри.

— Почему?

Я разворачиваюсь к нему, подложив под себя ногу, Соколов тоже садится лицом ко мне, скрестив ноги по-турецки.

— Потому что я ходячая энциклопедия по детским травмам, – он смотрит на меня, когда говорит. – Родители развелись еще в моем раннем детстве. Мать воспитывала нас с сестрой посредством нянек, а когда мы достигли пубертатного периода, сплавила отцу. Тот пребывал и пребывает в святой уверенности, что лучший отец – это деньги, которые радуют его детей и стимулируют делать все, как надо. Например, учиться на юридическом, чтобы потом перенять прекрасное семейное дело. Ой, наверное, когда буду перенимать, увижу его в целый третий раз в жизни. Здорово будет, как считаете, Краса Андреевна?

Честно говоря, когда он замолкает, я сижу, открывая и закрывая рот. Сколько длился его рассказ? Минуту? Всего за одну минуту образ богатого счастливого мальчика развалился у меня на глазах, не оставив после себя и следа.

— Мне жаль, – произношу, скорее, на автомате, Соколов усмехается.

— Не парьтесь, мне не нужна ваша жалость. Зато теперь вы точно будете думать, что у вас в семье все не так уж плохо.

— Данила… – я как-то по инерции сжимаю его ладонь, мы встречаемся взглядами.

— Не знаете, что сказать, Краса Андреевна? – он почему-то понижает голос, подаваясь вперед.

— Не знаю, – сознаюсь шепотом, нервно сглатываю, понимая, что наши лица теперь слишком близко, а еще он гладит мою ладонь большим пальцем. И это приятно.

— Иногда необязательно что-то говорить, чтобы быть понятым. Я вижу ваши эмоции, Краса Андреевна.

Наши лица становятся еще ближе, я уже чувствую его горячее дыхание, сердце начинает стучать в груди быстрее.

— Спасибо, что поговорили со мной, – произносит Данила, я киваю.