— Не сегодня, — спокойно отвечает он.

— Как мило. У тебя есть график моих смертей?

— Примерно. Но пока что ты у меня в планах, так что — извини, принцесса, будешь жить.

Его голос сухой, с той самой знакомой, язвительной ноткой, которая обычно бесит. И бесит. Но, почему-то, сейчас — успокаивает.

Он опускается рядом, протягивает полотенце, которое я даже не заметила, как он взял. Я вытираю губы, не глядя на него.

— Никогда больше… — выдыхаю я. — Никаких вечеринок. Никакого алкоголя. И, тем более, никаких столов.

— Отличное начало. Но если честно, наблюдать, как ты пытаешься танцевать под Toxic на каблуках — это отдельный вид искусства.

Я закатываю глаза.

— Ты омерзителен.

— И всё ещё тот, кто держал твои волосы. Так что, прошу, с уважением.

Я не смеюсь. Но уголки губ предательски дёргаются. Это абсурд. Всё это — чистейший абсурд. Я сижу на полу чужой ванной, в чужой футболке, рядом с самым токсичным мужчиной в своей жизни… и мне почему-то не страшно. Это уже диагноз.

Ашер заставил меня умыться и пойти завтракать. А я хотела просто исчезнуть. Сгореть. Испариться. Провалиться сквозь землю.

Что я натворила? И почему этот псих ведёт себя так, будто всё в порядке? Будто я просто перебрала вина, и теперь осталось только позавтракать и жить дальше?

Это всё из-за того, что… Чёрт. Я действительно вляпалась.

Мой мозг отказывается принимать факты. Отказывается собрать воедино обрывки ночи. Ашер ставит передо мной тарелку с омлетом и салатом. Всё свежее, пахнет вкусно. А мне хочется сбежать. Если я сейчас хоть что-то съем — меня снова вырвет. И второй раз такого позора я уже не переживу.

Я смотрю на него. Он пьёт кофе, прислонившись бедром к кухонному столу. Рука с чашкой — свободная, загорелая, с напряжённым предплечьем, по которому тянутся вены.
И именно тогда я замечаю — из-под рукава его футболки выглядывает чёрное тату. Чёткая линия, уходящая куда-то под одежду, но не видно, что именно изображено.

Я замираю на секунду. Я никогда не видела его татуировки. Никогда. Хотя мне всегда было интересно. Он не из тех, кто позволяет заглянуть глубже. Даже через кожу. А сейчас — вижу. Краем глаза. И эта деталь почему-то кажется… слишком личной.

— Почему… почему ты не остановился? — наконец спрашиваю я.

Голос дрожит. Хотелось бы звучать жёстко, но выходит — слабо. Почти беззащитно.

Он поднимает бровь, делает глоток и не сразу отвечает.
— Это тебя настолько пугает?

Его взгляд пронзает. Холодный. Слишком прямой.

— Ты издеваешься? Я… я переспала… Чёрт… Я не могла… Это бред…

— Не могла? — тон становится острее. Жёстче. — Тебя трясёт только от мысли, что ты переспала со мной?

Я отвожу взгляд. Слова застревают в горле.

— Чёрт возьми, Эвелин, тебя не трясло, когда ты пьяная переспала в свой первый раз с официантом. Но теперь тебя трясёт, потому что это был я?

Я замираю. Официант. Какая ирония.

— Ты… — я сглатываю воздух. — Ты не имеешь права об этом говорить…

— Ты сама начала этот разговор, принцесса.

Его голос режет. Он думает, что знает. Думает, что читает меня. Но он видит только то, что я позволяю ему видеть.

Я отворачиваюсь. Не в силах выдержать его взгляд.

— Это была ошибка, — шепчу. — Я бы никогда…

— Эвелин, да заткнись ты уже! Ошибка, чёрт побери?! — его голос прорезает воздух, острый, как лезвие.

Он почти кричит. И в этих словах — столько ненависти, что мне хочется провалиться под землю. Хочется исчезнуть. Исчезнуть из этого мира. Из его жизни.

Я торопливо вытираю лицо. Оно горит. Щёки пылают, в глазах жжёт. Но нет. Никаких слёз. Не сейчас. Не перед ним.