Девушка прошлась по рядам, поздоровалась с ночными дежурными, мирно сопевшими возле одной из печей. Вернее сначала разбудила, а потом поздоровалась. Подкинула дров в печи, которые, по ее мнению, чуть остыли. Те с удовольствием приняли свежие поленья в свое жерло и сыто затрещали.

Влада почувствовала его взгляд затылком. Ощутила, как все внутри вдруг ни с того, ни с сего свернулось в ледяной комок. По плечам сбежали мурашки, и руки мелко затряслись. Ну и пусть. Он же не знает, что она чувствует его вот так. Можно сделать вид, что все нормально.

Девушка, не оборачиваясь, добралась до хранилища инструментов, выбрала тяпку и пару ведер – для урожая и отходов. Опустилась на одно колена возле гряды с травами. За пару дней некоторые растения достигли идеального размера, а местами проклюнулись сорняки – вот уж непобедимые ребята. Наверное, и под снегом благополучно зеленеют, если копнуть поглубже.

Влада усиленно долбила тяпкой сухую землю, извлекая сорные травинки. Надо бы сначала полить. Но таскать самой воду – значит, привлечь внимание Ярослава. Он никогда не пройдет мимо человека, которому нужно помочь. Такая уж черта – то ли искренняя, то ли во искупление тех дел, о которых Влада ничего не знала, и последних, более свежих прегрешений.

Спустя несколько минут теплица наконец наполнилась голосами. Девушки болтали и хихикали. Мужчины степенно что-то обсуждали. Ворковали парочки, ругались семьи. Кто-то прощался до вечера, расходясь по разным концам. Скоро пестрое многоголосье затянет песню, среди которого будет выделяться один – низкий, бархатистый, пронизывающий.

– Ты опять?

Девичий голос над ухом заставил вздрогнуть и одновременно улыбнуться. Инна, крупная, сероглазая и вечно задорная, опустилась рядом с подругой и привычным движением чмокнула ее в щеку.

– Что опять?

– Ну вот это твое выражение: «Он свет моих очей! Как я буду жить дальше!».

– Ин, не начинай.

– Значит, угадала?

– Угадала.

– Что на этот раз? – подруга показательно закатила глаза.

– Пришлось прятаться в грядках, чтобы не трястись, пока он тут ходил. А теперь вот вспомнила, как он поет.

– Влад, прекрати дурить. Это он подонок и урод. Он должен прятаться, трястись и бояться попасться тебе на глаза. А ты имеешь право ходить с гордо поднятой головой и флиртовать со всем миром. Поняла?

– Поняла.

– А делать так будешь?

– Нет.

– Все ясно. Это совершенно бесполезно.

– Ин, давай не будет о нем, умоляю. Сил нет.

– Легко и с удовольствием. Могу даже в суп ему плюнуть. Или подкуплю повариху Машку, пусть она плюнет. А лучше…

– Ин, ну хватит. Давай просто не будет о нем и все.

Девушка поверженно подняла руки, пробурчав что-то вроде: «Интересно, хоть на два часа ее хватит».

День тянулся к обеду тягуче и лениво. Ничего не происходило. И с одной стороны, это было хорошо. Лишние потрясения уж точно ни к чему – со старыми бы справиться. А с другой, Влада не отказалась бы встряхнуться.

Каждый день напоминал предыдущий. Одно сплошная снежная обреченность и режущая глаз белизна. А хотелось бы… Она не знала, чего хотелось бы. Последние два года ей хотелось любви и Ярослава. А сейчас хотелось оказаться как можно дальше от него и одновременно как можно ближе. Вырваться из замкнутого круга, в котором пребывала. Проблема лишь в том, что круг замкнулся для всего Инверно. Рутина, рутина и еще немного рутины. Изо дня в день. Неужели до конца дней Владе придется таскаться на работу в теплицы. Смотреть, как стареет Ярослав и… как растет его ребенок от другой женщины. Так и с ума сойти недолго. Если была бы хоть малейшая возможность что-то изменить в этой жизни, Влада схватилась бы за нее обеими руками и ни за что уже не отпустила.