До вечера мы Тину с Мароном не видели.

Зато точно поняли, что щенки где-то в районе кухни: ужин был сразу и пересолен, и местами сожжен. А в теплом салате обнаружилась игольно-острая шерстинка и не обнаружилась жареная курица. Да и сливочного соуса было маловато.

– Поганцы, – добродушно усмехнулся Гамильтон.

А я, посмотрев на тарелки, отодвинула их от себя и поняла, что, прежде чем ругать щенков, надо будет и самой чего-нибудь съедобного найти.

***

На дворец невест опустилась чернильная мгла. В коридорах зажглись светильники, что высветили лишь центр, оставив вдоль стен глубочайшие тени.

По этим-то теням мы с Гамильтоном и скользили. Сильно позади нас шли с Тина с Мароном: им было трудно прятаться, а потому они просто шли напролом.

Но дворец был тих и пустынен: невесты спали или...

– Уа-у-у-у, – по коридору разнесся тоскливый вой.

Или не спали. Хотя, может, это щенки? Я повернулась к компаньону, но спросить ничего не успела, он меня опередил, и опередил весьма уверенно:

– Не наш.

– Видимо, кто-то из оборотниц страдает, – вздохнула я и пригладила выбившийся из тугой косы локон.

– У-у-у-у-у-у, – вой стал еще тоскливей.

Гамильтон остановился, повернулся к источнику звука и замер. Я же поспешила ему напомнить, что, невзирая на второй облик, он не может ответить на призыв самки. Пусть чисто технически это и возможно, но та нетерпеливая оборотница – чужая невеста!

Мой компаньон очень укоризненно на меня посмотрел и покачал головой:

– Она на помощь зовет, застряла между человеком и волком.

– В каком смысле?! – ахнул подошедший к нам Марон.

– В смысле, что застряла в момент перевоплощения, – фыркнула Тина, – какой еще может быть смысл?!

Договорив, подруга медленно покраснела: кажется, до нее дошла непристойная мысль Марона.

Гамильтон вздохнул, прислушался, но больше никто не выл.

Стоя под дверью, мы чувствовали себя очень глупо. А все из-за Марона!

– Я не знаю, – рассеянно произнес пес. – Зайдем?

– Не надо, – из-за обсуждаемой двери выглянула высокая рыжекосая девушка, – я вас как услышала, так и человеком стала. От негодования!

Мы честно смутились, но извиниться не успели: оборотнице хватило наших виноватых лиц. А потому, решив, что конфликт исчерпан, я спросила:

– А почему ты рыжая?! Вы же все каштановые.

Оборотница же фыркнула:

– Во-первых, не вы, а мы: ты, вообще-то, невеста. А во-вторых, какой-то нехороший господин пустил слушок, что Правитель будет подбирать жену, чтобы была похожа на его покойную мать. Никогда еще старые портреты не пользовались такой популярностью.

Тут оборотница вздохнула и закончила:

– Я сопротивлялась, но мать сильней. Заломала и в салон, там-то меня и окрасили. Думаю, у остальных было так же. Ну а кто-то просто по жизни каштановый.

– Ясно, – хмыкнула я. – Шутка в стиле рода Морей.

– Да, они многим поперек глотки, – согласилась оборотница и вышла из-за двери полностью.

Марон стал густо-малиновым и отвел взгляд, я же поразилась тому, что ей не холодно! Ночью, на голом мраморе, босиком, в одной полупрозрачной рубашке – истинная оборотница.

– Мы – туда. – Я ткнула пальцем в сторону выхода к центральной лестнице.

– А я Габриэйр Долтаран, и я иду на кухню. От еды сегодня разило иномирными псами, и ладно запах: щенки играют, это нормально. Но мясо-то где?!

– Оборотням недодали мяса, – хихикнула я. – Получается, нам по пути. Я – Мина, она – Тина, он – Марон, а он – Гамильтон.

– Если не знать, кто из вас кто, – хихикнула Эйра, – то он звучит как милорд, а вы – как его левретки. Тина, Мина и Марон – призовой осеменитель.