И поехал… к ней.

Доган прибыл на Чайка-Площадь с опозданием, когда гонщицы уже исполнили первый танец. Именно он, танец этот, и вывел Марлен в несомненные фаворитки. Кресло судьи (все знали, что На-Колоколах за судьей закреплено место в отдельном павильоне у сцены) пустовало, а потому Марлен изначально была расслаблена. Лисица давно уяснила: все у неё будет хорошо, когда его нет рядом.

Как плавно скользит масло по слегка нагретой сковородке, так и знание об отсутствии Рагарры окутало сердце девушки неким спокойствием, позволяя ей ненадолго отвлечься от тревог.

– Девушки, пора, – кто-то забежал в гримерку.

Марлен глотнула немного воды, стерла с чела пот, и вернулась на сцену – продолжать выступление.

Медленная музыка. Каждая из двенадцати гонщиц повела бедром, будто завлекая обещанием возможного удовольствия.

Пластичная рука гонщицы прикасается к груди. Лишь намек, лишь обещание, ничего вульгарного.

Музыка нарастает, публика звереет, а Марлен расслабляется. Тело будто пропитано зарядами тока, распущенные волосы, чуть влажные у висков, мягко обволакивают фигуру девушки. У неё длинные волосы, в свете софитов кажущиеся золотыми.

А мужчина не может отвести взгляд. Как же он голоден. Зачем бороться? Кто об этом узнает, кто поймет? Он её хочет, так почему бы не…

Она его видит, лиса эта. И на миг сбивается с ритма. Он скалится. «Сладкая моя, боишься? Правильно делаешь», думает он. И смотрит. Как не смотреть – чертовка красива, что аж глазам больно.

Его лисица берет себя в руки. Продолжает танец, и движения её становятся чуть более резкими. Она выбивается из общего ритма, выполняя каждое движение с форой в полсекунды. Как будто стремится выделиться.

Мгновение спустя его будто кипятком обдает: теперь она танцует для него. Играет. Дразнит его!

Не знал Доган, что это естественная реакция женщины – женщина дразнит, когда женщина нравится.

Дразнить! Злить! Провоцировать! Потому что ОНА видит, что желанна! Потому что уверена в этом, и никакие слова не способны скрыть истину, ведь голод в глубине мужских глаз ни с чем не спутать.

Доган призывает на помощь чувство злости, возмущения, но не находит в собственном теле этих эмоций. А вот любопытства – хоть отбавляй! Он ловит себя на мысли, что именно такой он себе её и представлял. Судье еще не доводилось видеть девушку в расслабленном состоянии – она боится его до зубного скрежета, и в его присутствии ведет себя соответственно. Правильно делает, но вот же она, на сцене, играет в игру, что ей не по зубам. Дразнит мужчину, от которого полностью зависима.

Музыка тенью следует за движениями красавиц, пока и вовсе не замолкает. Все девушки застывают в чинном поклоне.

В вырезе её платья отчетливо проглядывается ложбинка груди. Доган хмурится – что за пошлое тряпье она на себя нацепила. А потом вспоминает, что выбирала одежду не она.

Судья подзывает к себе охранника.

– Ту, что в первом ряду, третья слева – ко мне.

– Будет сделано, – отвечает ящерр. – Вместе с остальными девушками?

Он едва не спрашивает вслух, о каких девушках идет речь.

– Ах да, прием, – вспоминает Доган, подавляя вспышку раздряжения. – Нет, веди в закрытую часть дома. Хотя нет, постой.

Ему в голову приходит внезапная мысль, такая, за которую Доган в юностисам бы себя возненавидел. Но то было в юности.

– Не сразу ко мне. Пусть сначала увидит…

•••

Ночью пьяная от восторга Марлен возвращается в свои апартаменты, в которых уже успела немного обжиться. И застывает с приклеенной улыбкой на лице: у двери стоят Джин и Мира. Лисица, что еще недавно, распушив хвост, дразнила судью, прячется обратно в норку. Марлен понимает: что-то пошло не так. Она ощутила себя воздушным шаром, из которого резко выпустили весь воздух.