Ну вот и как с этим человеком разговаривать? Конечно мне стоит сказать ему всю правду, ведь ждать удобного момента я могу долго. Но когда вижу его поведение и презрение в глазах, когда он смотрит на меня, хочется послать его к чёрту. И я боюсь, что, узнав правду, от меня попросту избавятся.
– А знаешь, я передумал, – встаёт на ноги и подходит к кровати. – Встань, – требует, но мне что-то страшно. – Встала, кому говорю!
Поднимаюсь и, обняв себя руками, смотрю на него снизу вверх.
– Нормально, – констатирует, покрутив меня, как куклу. – Тебе даже идёт, есть за что ухватиться, – с этими словами он шлёпает меня по попе, после чего сжимает ягодицы.
Абстрагируюсь от внезапной волны возбуждения и отхожу от него подальше. Я ведь его всё ещё люблю, и пусть он меня ненавидит, но на тело это никак не влияет, оно реагирует соответственно на касания любимого человека.
– Я не разрешал…
– А мне плевать, – прерываю его на полуслове. – Ведёшь себя, как последний мудак, за один неполный день уже столько наговорил, что непонятно, кто кого простить должен, – выкрикиваю, жестикулируя руками. – Можно было вести себя как взрослый мужик, поговорить, спросить, а ты как обиженный мальчик, списывающий на контрольной, которого друг по парте сдал учителю. Ты не заслуживаешь быть с нами… – замолкаю, вовремя прикусив себе язык.
Понимаю, что сорвалась, когда вижу его перекошенное от злости лицо. Уже и не знаю, чего ожидать, он способен на что угодно, но к моему большому удивлению Давид просто выходит из комнаты, громко хлопнув дверью, а через минуту слышно, как закрывается входная дверь. И слава богу, пусть едет один, куда там собирался.
Скинув с себя платье, убираю все разбросанные вещи обратно в шкаф и, усевшись на кровать, звоню Марине по видеосвязи. Марина – это тот человек, который приютил меня в своём доме. Она вместе с мужем Макаром сделали очень много для меня, если бы не они, я не знаю, что бы со мной было.
Разговариваем долго, я убеждаю её, что со мной всё в порядке, она, в свою очередь, уверяет, что у них всё хорошо, и мне не о чем волноваться. Во время звонка сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не заплакать. Одному богу известно, что творится в моей душе и как болит сердце. Но мне нельзя расстраиваться, я просто обязана быть сильной. После разговора иду в ванную, прихватив с собой аппарат, который успела схватить из дома Марины, хорошо, что хватило мозгов бросить его в сумку, от боли уже на стену лезть хочется.
Легла спать и долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, но по итогу напряжение этого дня взяло своё, и я погрузилась в глубокий сон. А проснувшись, сделала утренние процедуры, намеренно долго, оттягивая выход из комнаты, чтобы не столкнуться с Давидом. Но это глупо, мы в любом случае столкнёмся, так что нет смысла прятаться.
В доме мёртвая тишина, и, пройдя мимо его спальни, отмечаю, что кровать не тронута, внизу его тоже нет, и я облегчённо выдыхаю, поняв, что он не вернулся. Пользуюсь одиночеством и тем, что холодильник забит продуктами, и спокойно готовлю себе завтрак, аппетита нет, но питаться мне нужно.
Побродив полдня по квартире, я уже начинаю сходить с ума. Как же всё глупо, зачем притащил меня из Москвы, если его и дома нет. С одной стороны, это хорошо, никто не оскорбляет, но с другой – не вижу в этом смысла. Если говорить нормально мы не стали, и всё, на что его хватило, это орать, какая я плохая, то можно было это сделать и там.
Нет, к чёрту всё!
С мыслями, что мне незачем здесь сидеть, собираю сумку, с которой приехала вчера, иду к входной двери и с досадой сползаю по ней вниз – заперто. Залившись слезами, я посидела на полу долго, пока дверь не открылась, и я не свалилась к ногам своего мучителя.