– Правильно, хозяина только так и нужно встречать, – усмехается, перешагнув через меня. – Сними, – бросает, поставив ногу, намекая на свои ботинки.

– Пошёл к чёрту, – выплёвываю, встав с пола и вытирая слёзы со щёк.

В спину раздаётся громкий хохот, и мне хочется схватить что-нибудь тяжёлое и бросить в него со всего размаху.

– Стой, – кричит, когда я начинаю подниматься по лестнице. – Стой, я сказал, – повторяет, не дождавшись выполнения приказа, и я застываю, глубоко вдыхаю и разворачиваюсь к нему.

– Что? – раздражение в голосе настолько явное, что он вопросительно брови выгибает.

– Тон сбавь, – цедит сквозь зубы.

– А то что? – с вызовом смотрю на него. – Изобьёшь или убьёшь сразу? – кажется, я сошла с ума, раз надвигаюсь на него вместо того, чтобы отойти подальше.

– Трахну, – отвечает и клацает зубами. – Жёстко, грубо, так, как тебе нравится, – добавляет, понизив голос, а у меня щёки краснеют.

– Никогда! – нахожу силы выплюнуть ему в лицо.

– Будешь стонать, просить ещё и умолять дать тебе кончить, – проговаривает, наклонившись так близко, что я ощущаю его тёплое дыхание на своих губах.

Аля

Свои угрозы Давид не выполнил, и слава богу, я бы не смогла лежать бревном, тело и так меня подводит, едва он касается или оказывается рядом. Мало того, за неделю его почти дома не бывает, и, если не думать, местами кажется, что я в прошлом. В том времени, когда работала на него: готовила, стирала, убирала. Этим я занимаюсь и сейчас, в обмен на то, что он не трогает меня, и это он сам предложил.

Однако я уже не могу ждать, меня разрывает на куски эта ситуация, и мне нужно плюнуть на всё и рассказать, почему же я так поступила. Поверит или нет, плевать, главное – сделать это. Я не жду понимания, прощения или тем более хорошего отношения к себе, нужно лишь, чтобы он отпустил меня, иначе с ума сойду.

Но и этого не выходит, Давид уходит рано утром, до того, как я просыпаюсь, и возвращается глубокой ночью или не возвращается вовсе. Когда звоню ему, он либо сбрасывает, либо интересуется, важен ли мой звонок, а если я говорю больше трёх слов, он отключается.

Вчера просидела до трёх ночи в гостиной, носом клевала и спички в глаза вставляла, но всё равно уснула мёртвым сном и очнулась, когда дверь захлопнулась – уже ушёл.

Конечно меня запирают в квартире, словно пленницу, никто не спрашивает моего мнения, не интересуется моим самочувствием, жива и хорошо. Но сегодня я это закончу, буду стоять, бродить, принимать холодный душ, но не усну, чего бы мне это ни стоило.

Весь день почти ничем не занимаюсь, чтобы не устать, а к вечеру включаю свет по всей квартире, точнее на первом этаже, где я нахожусь. Холодный душ принимаю два раза и к полуночи выбираю себе фильм в жанре ужасов, чтобы и мысли не было прикрыть глаза. И это помогает, потому что страшно, почти два часа то и делаю, что лицо ладонями закрываю и кричу на героиню, чтобы не совалась никуда. А когда хлопает входная дверь, я с криком срываюсь с дивана.

– Что? Что случилось? – Давид появляется в гостиной за пару секунд, и на его лице, помимо усталости, замечаю переживание.

– Кино страшное, – хрипло отвечаю.

Он смотрит на меня, потом на экран телевизора, где за героиней гонится кто-то в чудовищной маске.

– Нехуй смотреть такое на ночь, – шумно выдыхает, и возвращает себе привычную маску ненависти и презрения.

– Мне нужно было, чтобы не заснуть, – делаю несколько глубоких вдохов, собираясь с мыслями. – Нам надо поговорить о том, что было год назад, – выпаливаю сразу, чтобы он не обломал мне план.