Слава Грозного Тимура шла впереди него, от Давида я мало что знала о нём. И вообще, наверняка, он и сам мало что знает о своём отце. Они никогда не были близки и точно не сидели по вечерам и не делились жизненным опытом. А Тимура Айдаровича в кругу «высшего общества» знают совсем с другого ракурса.

– У него руки по локоть в крови, и он ничем не брезговал в своё время, шёл к цели, не разбирая, кто перед ним, – мужик, женщина, дети, – сказали мне больше года назад.

Если честно, я не поверила, решила, меня просто пугают, но потом убедилась, что всё правда. Человек выкинул на улицу девушку, которая носила его ребёнка. Что ещё можно о нём сказать? Это Давид не знает, как всё было на самом деле. Не в курсе, что, когда его мама пришла к Грозному и сообщила о беременности, то его охрана выволокла её на улицу, раздетую, в марте месяце, когда ещё снег до конца не растаял. Выкинули в буквальном смысле на грязный и мокрый асфальт, кинув в неё несколько купюр.

Давид наверняка не задавался вопросом, куда мать дела те деньги, которые ей якобы дали на аборт. Он не знает, что никто не дал ей жилья, а за комнату в общежитии она платила, как и того, что болезнь родилась в тот вечер, когда её выкинули из ресторана в одной форме официантки. Он не в курсе, что попытка вернуться в здание за верхней одеждой закончилась тем, что она чуть не потеряла ребёнка, когда её не пустили, и мало того, толкнули, и она упала так, что у неё кровотечение началось. Все её сбережения ушли за несколько дней в больнице, где врачи спасали его, когда он был размером с фасолину.

Разве после всего, что я узнала, у меня ещё могли быть сомнения, бежать или нет? Путь был только один, и я приняла правильное решение, теперь точно это понимаю.

– Что ты там сидишь? – возвращает в реальность голос Давида.

Подняв голову, вижу, что он только вышел из душа. На бёдра намотано полотенце, второе он набросил на шею и уголком вытирает влажные волосы, с которых капает вода, оставляя влажные дорожки на выточенном из камня торсе.

– А где прикажете сидеть? – срывается с языка, который я тут же прикусываю.

– На моём члене, – бросает, прожигая меня недовольном взглядом.

– Спасибо, но я откажусь, – отвечаю и отворачиваюсь от него.

Стоит там весь такой привлекательный, так и манит подойти и пройтись ногтями по кубикам на животе. Нет, ну я точно с ума схожу, разве можно думать о таком после его слов и такого обращения?!

– Ох, и не знаешь, от чего отказываешься, Хрустальная девочка, – театрально вздыхает.

Знаю, к моему сожалению, прекрасно помню каждый миг нашего любовного безумия в постели. Но гордость выше моих желаний, и я не переступлю через себя, чтобы потешить либидо.

Встаю с дивана, решив скрыться за дверьми своей комнаты и не сталкиваться больше с ним. Надеюсь, уйдёт, как и каждый день, и я смогу дышать, не боясь, что он накинется на меня. Или решит развлекать себя тем, что будет издеваться надо мной, обзывать и обижать.

– Знаешь, – хватает меня за локоть, когда я прохожу мимо него, – почему я не трахнул тебя до сих пор? – спрашивает тихо и наклоняется к моему уху. – Чем дольше прелюдия, тем вкуснее оргазм, – хрипло шепчет, обдавая шею горячим ментоловым дыханием.

– Пошёл к чёрту, – выплёвываю и, вырвав свой локоть из его лап, чуть ли не бегом несусь наверх.

Давид

Я уже пожалел, что решил вернуться с ночёвкой домой, но я обязан отрабатывать свою выдержку. Это очень тупо: привезти её из Москвы к себе домой и уехать нахрен жить в приюте, потому что башню сносит от её близости.