Рядом с щегольской обувью ботинки смотрелись бедными родственниками. Они кричали о том, что их место – на помойке.

Рекстон встал.

– Добрый вечер, госпожа Диль. И вам добрый вечер, барышня Клодина, – он отвесил кукле насмешливо-учтивый поклон и улыбнулся – своей типичной сдержанной улыбкой, что слегка приподнимала угол его рта и добавляла морщинки вокруг глаз.

Рекстон был лишь в брюках на подтяжках и белой рубашке, ворот расстегнут, рукава закатаны до локтя. Ирис глаз не могла оторвать от его мускулистых предплечий с выступающими жилами.

Он недавно умывался, потому что его темные волосы блестели от влаги.

Ирис привыкла видеть дворецкого безупречно одетым, застегнутым на все пуговицы – он был неотделим от своего строгого костюма. Теперь же вид его обнаженных рук и участка голой шеи и груди в вороте смутили ее едва ли не больше, чем когда она застала его утром саду практически неодетым.

Тогда он был далеко от нее, а теперь – близко, в тесном пространстве каморки. Так близко, что она чувствует тепло его тела.

***

Она остро ощущала его всеми органами чувств – вдыхала запах его мыла, настороженно ловила блеск его глаз и вздрогнула, когда он произнес звучным, как у актера голосом:

– Чем обязан визитом, госпожа Диль?

– Я хотела поговорить.

– Я тоже хотел поговорить с вами, – сказал он серьезно. – Пожалуйста, располагайтесь. Извините за скромную обстановку. Господа обычно сюда не заглядывают, но здесь нам не помешают. Однако если вы предпочтете перейти в салон…

– Нет-нет! У вас уютно. И вы не представляете, в каких только скромных и нескромных обстановках мне доводилось бывать, – Ирис легкомысленно хихикнула. Точнее, не она, а Клодина.

Она села в кресло, на которое указал ей Рекстон. Удобное кресло, с подставкой для ног, рядом – стойка для газет. Здесь Рекстон отдыхает, читает… думает о своем.

Рекстон остался стоять. Он нахмурился: на его лбу появилась суровая морщинка, мыщцы на щеках напряглись, от чего черты его лица стали еще более чеканными.

– Приношу вам глубочайшие извинения за поведения господина Эрколе, – заговорил он. – Я случайно стал свидетелем того, что произошло в саду. Кажется, я вмешался вовремя.

Ирис так удивилась, что только и смогла выдать любимое восклицание тети Греты:

– О!

– Я поговорил с Даниэлем и сделал ему внушение. Уверяю вас, больше он вас не потревожит подобными выходками. Он понял всю низость своего поступка и извлек урок.

– Вы сделали ему выговор?! Новоиспеченному барону? Вашему хозяину? И он вас послушал?!

– Разумеется. И будет слушать впредь.

– У вас явно больше влияния на своего господина, чем у обычного слуги.

Рекстон опустился на стул и облокотился на столешницу.

– Мы росли вместе. Я попал в этот дом когда мне было двенадцать, Даниэлю было восемь. Он воспринимал меня как старшего брата. В детстве мне не раз приходилось учить его уму-разуму, – Рекстон улыбнулся воспоминаниям. – Он вовсе не порочный мальчишка. Но порывист и не думает, к чему могут привести его необдуманные поступки. Он и сам извинится перед вами, если еще этого не сделал.

– Спасибо, – ошеломленно сказала Ирис.

– Ты восхитителен, Арман! – пропищала Кло.

– Кло, молчи! – прошипела на нее Ирис.

– Вы носите с собой куклу, чтобы ее устами озвучить то, что сами не осмеливаетесь?

Ирис смущенно сняла куклу с руки и положила на стол.

– Иногда мне кажется, что она и вправду живая. Говорит то, что я и подумать не успеваю.

– Любопытно.

Теперь Рекстон изучал Ирис так же пристально, как и она его несколько минут назад. Открыто, беззастенчиво. Как мужчина, а не как слуга. Его взгляд остановился на ее губах, скользнул к шее, задержался там, где разошлись края ворота – утром Ирис потеряла пуговицу и не успела пришить. Жилка на горле запульсировала под его взглядом.