Покрутила колесики, затем ручку на боку. Старый механизм лишь жалобно скрипнул.

В шкатулке никаких щелей, как будто она сделана из цельного куска дерева. Может, разломать ее? Жалко. Вещица очень красивая. Антиквар даст за нее хорошие деньги. И если она ее стукнет молотком, не испортит ли то, что может быть в ней спрятано?

Лучше не спешить, поискать другой способ. Обратиться к специалисту по изделиям Жакемара... наверняка в столице есть такие. Или же подождать приезда Финеаса. Он лучше разбирается в механике; авось, найдет способ раскрыть тайну.

Ирис отставила шкатулку и распластала ладони на столе.

Вот еще одна вещь со своей историей и секретами. Стол изготовил ее отец. Он проводил за нем много времени. На поверхности полно чернильных пятен и карандашных пометок – порой его хозяин торопливо писал расчеты прямо на дереве.

Ирис провела руками по столешнице, ниже, к боковым планкам тумбы. Нащупала глубокие симметричные царапины.

Она нагнулась; темно, не разобрать. Пришлось зажечь лампу и сесть на корточки.

На внутренней стороне тумбы был нацарапан математический пример!

«Три умножить на два, прибавить четыре умноженное на три, прибавить семь умноженное на единицу»!

Ирис озадаченно прочитала пример вслух. Простая школьная задачка. Зачем она здесь? Да еще обведена рамкой.

Ирис мысленно посчитала: двадцать пять.

И что это значит? Какой-то код?

Она открыла арифмометр и ввела пример. Внутри жалобно крякнуло, закрутились два колесика и показали ерунду. Не сработало.

Наверное, это ничего не значит. Барону пришла в голову какая-то идея, бумаги под рукой не оказалось.

Нет, не сходится. Почему барон сидел в тот момент под столом и с гвоздем в руках? Хотя кто их знает, этих изобретателей.

Скорее, Даниэль в детстве баловался, когда ему задавали решать арифметику.

Надо спросить у Рекстона. Он наводит порядок в кабинете у дяди, и наверняка знает ответ.

Да и в любом случае не мешает с ним поговорить.

Ирис охватило трусливое волнение. Но откладывать разговор она не собиралась. Лишь спустилась в свою комнату и прихватила Клодину – для храбрости.

Ирис обошла дом. Дворецкий как испарился. Он не смахивал пыль в гостиной, не инспектировал спальни, не вел учет в кладовой, не отдавал указания повару на кухне.

– Должно быть, он в своей рабочей комнате, – подсказал Густав, с опаской косясь на куклу в руке Ирис. – Зеленая дверь в конце коридора.

Ирис нашла нужное помещение и постучала.

– Войдите – пригласил серьезный голос Рекстона.

Она приоткрыла дверь: ей было неловко вторгаться в комнату дворецкого и при этом ужасно любопытно.

Что она увидит внутри? Отсюда дворецкий правит своим хозяйством железной рукой – командуя не только слугами, но и хозяевами!

– Это всего лишь я, Ирис! – сказала она с напускной веселостью, ступив в комнату. И добавила сценическим голосом Кло, чтобы скрыть робость: – И еще я, Клодина! Привет, Арман, король всех дворецких!

Она помахала кукольной ручкой Рекстону, который сидел за низким столом и был занят чем-то очень важным.

Ирис огляделась. Комната тесная, но светлая и удобно обустроенная. Вдоль стен – стеллажи, набитые банками и коробками с хозяйственными принадлежностями. Все разложено с потрясающей аккуратностью.

На столе – щетки, банки с ваксой, распорки, тряпки, тазик с водой. И ряды обуви. Штиблеты и прогулочные ботинки Даниэля. Домашние туфли и сапожки тети Греты.

А вот и ее собственные ботинки… те самые, что пострадали после утренней прогулки. Некогда нарядные, с тиснением, но нынче с заломами, истертыми подошвами и разлохмаченными шнурками. Не счесть, сколько лиг исходила в них Ирис по улицам столицы, в дождь и жару!