И опять у нее красные глаза и опухший нос! Похоже, девица отчаянно рыдала в кустах.

Увидев людей, она вздрогнула и попятилась. Ее глаза не отрывались от доктора; она как будто перепугалась его до смерти.

– Добрый день, Софи! Как поживает ваша матушка? – окликнул ее доктор. – Загляну к ней завтра посмотреть ее спину.

Горничная подобрала юбки и бросилась прочь.

– Странная девушка, – заметила Ирис. – Постоянно вижу ее в слезах. То ли перемены в доме ее так расстраивают, то ли дворецкий измывается, то ли она просто рева-корова.

– Вот как? – удивился доктор. – Помню ее упрямой, но веселой девочкой. Неужели она так изменилась? Я поговорю с ней. Может, мне она расскажет, что ее тревожит.

– Да, доктор, пожалуйста. Я за нее беспокоюсь.

Кусты опять зашуршали, и на дорожку вышел Даниэль, угрюмый и растрепанный. Увидев Ирис, он втянул голову в плечи и покраснел, но потом выпрямился и открыто посмотрел ей в глаза.

Ирис ответила ему холодным взглядом.

– Даниэль, друг мой! – приветствовал его доктор. – Что же ты пропустил обед? У тебя нет аппетита? Выглядишь не очень хорошо. Есть жалобы на здоровье?

– Я в порядке, док. Здоров как бык. Вот, гулял, розами любовался. Они вчера расцвели и пахнут так, что сдуреть можно. Думаю их написать. Выйдет приличная картина, как дядя завещал.

Он криво улыбнулся и бросился в дом, как будто ему подпалили пятки.

– Порывистый и романтичный юноша, – усмехнулся доктор. – Все же я вижу в нем признаки серьезной болезни. По-моему, он влюблен. Потеря аппетита, любовь к уединенным прогулкам, розы – все симптомы налицо.

Он достал карманные часы и сверил их с тенью, которую отбрасывал шпиль. Солнечные часы работали безупречно: тень приблизилась к цифре «семь», возле которой начала раскрывать лепестки вечерняя пеларгония.

– Мне пора. Нужно заглянуть еще к паре пациентов. Проведаю майора – вчера он угодил в собственный капкан, который поставил на крота. Теперь хромает и строит планы мести.

Доктор распрощался и ушел, а Ирис отправилась в дом, прямиком в мансарду, в кабинет барона.

***

Вошла, вдохнув сладковатый запах книг и металлический – чернил. Ей нравилось тут находиться. Но все же это была единственная комната в доме, где ей чудились отголоски смерти или же неведомого зла.

Да еще дуб под окном! Ирис поежилась, когда вспомнила, каким чудовищем изобразил его Даниэль.

Села за стол, положив перед собой шкатулку, и попыталась сосредоточиться. Ей хотелось поймать неуловимое чувство, что порой нисходило на нее – когда она, казалось, могла проникать в суть вещей, видеть их прошлое и тайную жизнь.

Ирис взяла в руки шкатулку и начала медленно ее поглаживать.

Есть люди, которые во всем полагаются на зрение; для других куда важнее звуки, а третьи воспринимают мир через запахи.

Ирис видела мир кожей. Ей очень важно было прикоснуться к вещи или к человеку, чтобы лучше их понять. Когда куклы оказывались в ее руках, они становились для нее живыми, как только ее пальцы впитывали гладкость дерева, или шероховатость папье-маше, или мягкость бархата.

Шкатулка, которую она сейчас пыталась понять, очень ее интриговала.

У этой безделушки богатая история. Ее создали руки известного мастера, и шкатулка переняла часть его характера. Эта вещица уж точно знала парочку секретов Жакемара.

Почему барон перед смертью вцепился в шкатулку? Есть ли в ней какое-то тайное отделение?

Ирис надавила на выпуклости орнамента, на глаза и ножки паука на крышке. Ножки легко подавались с едва заметным щелчком, но ничего при этом не происходило.

Она открыла шкатулку; медные колесики с цифрами тускло блестели на бархатной подложке.